ПУТЕШЕСТВИЕ ПЛАТОНА

В ЮНОСТИ

Он родился  в Афинах,  в 427 году до н.э., в самый разгар Пелопоннесской войны. Как и все дети его возраста, с младенчества знал легенды и рассказы  о героическом прошлом  Эллады, но мир, в который он вошел, был наполнен скорбью поражений, ненавистью к «презренной» Спарте и жестокостью афинских законов. И хотя его семья разделяла общую судьбу афинян, на нем лежала особо тяжелая ноша — быть не просто аристократического происхождения, а прямым потомком последней царской династии Аттики. Конечно, афинская демократия — не большевизм, и за происхождение там не вешали: что царский сын, что простолюдин, если ты полноправный и законопослушный гражданин — живи и отдавай долг отечеству. Но если до войны или в период греко-персидских войн афинская аристократия была лояльна власти и вносила свой вклад в борьбу за независимость, то в войне с аристократической Спартой положение знатных родов стало двусмысленным. Уже многие из них бежали из Афин в Спарту или Коринф и выступали на стороне врага, —  так что особо кичиться своим происхождением в Афинах не приходилось. Положение нашему герою облегчала мать: тоже знатного рода, она занималась литературным трудом и писала наставления для женщин, которые пользовались большим успехом, —  а быть сыном писательницы все же не так опасно, как быть «царским сынком».

Ему было три года, когда умер отец, и воспитанием занималась мать. Она привила ему и память о высокородности, и умение это скрывать. Он рос в гармонии овладения знаниями и физического развития, писал стихи и занимался панкратионом — греческим боевым искусством; утверждают даже, что побеждал на Олимпиаде. Так что на улицах Афин вряд ли с ним кто связывался, а среди ровесников за атлетизм и силу он получил прозвище Платон — «широкоплечий». С 15 лет начал посещать школу самого известного в греческом мире софиста Кратила  — непосредственного преемника Протагора. Но в 407 году, 20-летним, вдруг ушел от него и примкнул к «нищей» школе Сократа. В чем причина, Платон?

Война афинян со спартанцами, захватившая всю Грецию, хоть и шла с переменным успехом, все более грозила поражением Афин. Военизированный образ жизни спартанцев в любой момент превращался в готовую к бою армию, всегда во главе с одним из двух царей (второй никогда не должен был покидать столицу); им противостояло возглавляемое выборным стратегом афинское ополчение и набранные со всех земель наемники. После проигранных сражений стратега обычно судили и часто казнили, так что и желающих занять высокий пост, на котором некогда блистал Перикл, было немного. Смены стратегов приводили, соответственно, и к смене стратегий, что вызывало недовольство в войсках и среди военачальников, а наемники требовали оплаты, и некогда несметная казна Афин стремительно пустела. Тогда повышались налоги, народ нищал, а поскольку каждый афинянин должен был экипироваться на войну за свой счет, то новый набор ополченцев оказывался вооружен хуже предыдущего, и армия теряла боеспособность. Афины впадали в непреодолимый военно-политический и экономический кризис, когда цепь негативных событий закольцовывается, и вырваться из этого круга уже невозможно.

Но, собственно, за что воевали между собой два крупнейших государства Эллады? Спартанцы, с архаичным даже по тем временам родовым монархическим правлением, отстаивали незыблемые ценности греческого мифологического мира и считали, что афинская демократия с выскочками у власти, пропитанная торговыми интересами и коррупцией, —  разъедает и уничтожает божественные основания Великой Греции, из-за чего кара может постигнуть и весь греческий мир. Война и должна была решить, какое устройство жизни более угодно богам: то ли, что опирается на древнее право рода, или то, что опирается на закон и волю народа?

Молодой «царевич», скрывающий свое происхождение под прозвищем Платон, наглядно видел все пороки и прорехи народовластия, но также осознавал и косность спартанской монархии, запрещавшей книги и занятия науками и искусством, не говоря уже о философии. Очевидно, что ни там, ни там не было необходимой миру гармонии, к которой устремлял себя поэт и атлет Платон. Но тогда почему прекрасные собой боги, которым одинаково поклонялись в Спарте и Афинах, допустили два разных устройства жизни людей, и какое из них истинно, а какое нет? Его учителя-софисты утверждали, что истин не существует вообще, и миром движет только изворотливость ума и удачный случай, а вот этот Сократ, над которым потешался любимец публики Аристофан, хотя и не утверждает, что знает истину, говорит, что может указать путь к ней…

У СОКРАТА

Мы не знаем и никогда не узнаем, как выглядел Платон, кроме того, что был он «широкоплечий» —  в Древней Греции не было принято придавать изображениям портретное сходство: «девушка» (кора), «атлет», «герой» «мудрец» —  кому бы не были посвящены эти изваяния. И не потому, что греки не умели добиваться сходства с оригиналом или не догадывались о такой возможности. Презирая варваров и все варварское в искусстве, они тем не менее  с почтением относились к более древнему  чем они сами  Египту, а значит, были знакомы с египетской живописью и скульптурой, которая всегда несла в себе индивидуальные черты изображаемых, о чем и мы знаем по знаменитой фигурке Нефертити. Греческое же искусство, стирая «случайные черты», стремилось отразить обобщенное идеальное начало, выражающее их представление о мировой гармонии. Но во времена Платона эта греческая гармония все более уходила в прошлое, греческий мир пылал, взаимная ненависть и жестокость искажали его черты. Однако древность рода Платона и благородство происхождения противились этой искаженной реальности, отказываясь признавать ее новой истиной мира, и молодой Платон искал пути спасения греческого идеала. Не желая быть ни воином, ни политиком, он устремился к знаниям.

Обучение в школах софистики по нынешним меркам было для Греции сродни высшему образованию, а имя учителя — сродни диплому. Выпускники таких школ пользовались особым почетом, занимали высокие должности, становились наставниками гимнасий, а лучшие — следующим поколением известных всему греческому миру интеллектуалов. Однако Платон, начав обучение у знаменного Кратила, был разочарован пустопорожностью риторики и отрицанием софистами общих законов мирового устройства. И он рискнул из кратиловского элизия, наполненного пышностью слога и душевной беззаботностью, перейти в подозрительную компанию «комического» Сократа, собиравшуюся вечерами и по ночам, и куда бесплатно и «беспаспортно» принимали любого.

Платон оказался в окружении Сократа двадцатилетним, большинству же учеников было под или за сорок, и они учились у  Сократа  уже не один  год. Такому юнцу как Платон полагалось молча сидеть в углу или, в лучшем случае, бегать за вином. Послушав несколько бесед, Платон однажды приволок с собой груду восковых табличек и отточенное стило. Над ним посмеялись, — записывать было не в правилах школы, поскольку искусство диалектических рассуждений считалось исключительно устным,  — однако Сократ не обратил на это внимание, и Платон, устроившись за спиной Сократа, что-то царапал стилом, чтобы дома перенести записанное на папирусные свитки. Так длилось все годы обучения, и Платона просто не замечали, хотя позже, когда Платон стал знаменитым, утвердилось мнение, дошедшее и до наших дней, что он дотошно записывал беседы Сократа, а потом распространил их в виде «Диалогов», и только когда закончились «конспекты», стал вкладывать в уста Сократа собственные идеи. Даже на знаменитой картине Ж.-Л. Давида «Смерть Сократа» Платон изображен (глубоким стариком, ха-ха) с лежащим у его ног свитком. Но однажды Сократ заглянул в его таблички и не узнал своих  речей, — Платон записывал не то, о чем говорил Сократ с учениками, а собственные мысли и идеи, отбирая в учении Сократа только то, что могло их подтвердить.

Сократ учил, что в мире присутствуют некие объективные положительные сущности: добро, справедливость, милосердие,  — и при определенном настрое разума человек способен раскрыть их для себя и следовать им. Но Платон хотел большего — раскрыть непреложные законы бытия, следование которым обеспечивало бы наилучшее состояние мира. Через движение мысли Сократа он лишь укреплял свою веру, что если идеальные сущности не только присутствуют, но и  влияют на мир в целом, то, значит, существует и такое устройство жизни, которое  само по себе будет делать мир лучше.

        Сократ относился к молодому и молчаливому ученику с некоторой опаской. Он хорошо знал интересы и стремления каждого из учеников, но разгадать своего «писца» так и не смог, хотя чувствовал его твердость в убеждениях и поступках. Евклид же подозревал, что он шпионит за ними и пишет доносы властям. Когда другие ученики спрашивали у Платона, что он собирается делать после обучения, Платон вполне серьезно отвечал, что хотел бы отыскать Атлантиду, далекий остров в Великом Океане, где по слухам народом правят философы, а дети с младенчества воспитываются не в семье, а мудрым государством, отчего все как один вырастают с доброй душой и ясным разумом. Над ним посмеивались, о его бреднях про Атлантиду и обобществлении детей рассказывали знакомым, и даже Аристофан, не указывая или не зная автора, высмеял платоновские фантазии в своей последней комедии (392 год до н.э.) «Женщины в Народном собрании».

Зато в самих Афинах ни о чем подобном мечтать не приходилось. В 404 году до н.э. Афины капитулировали, и спартанцы вошли в город, ограбив его и передав власть коллаборационистам из высшей афинской знати — «Совету тридцати». Совет стал обсуждать возвращение в Афины монархии, всплывали различные претенденты, в том числе и из ближайших родственников Платона. Когда же в 403 году разгневанная толпа и подошедшие демократические союзники Афин свергли власть Совета, и «претендентов» потащили на казнь, включая и двух дядей Платона, это бросило тень и на школу Сократа. «Новая демократия» еще больше ужесточила законы и повсеместно искала врагов, что и привело к  разгрому школы, суду над Сократом и его казни в 399 году.

До сих пор спорят, почему Платон не пришел на «тайную вечерю» прощания с Сократом, сославшись на болезнь. Какая болезнь могла быть у 28-летнего молодого человека, к тому же атлета? Скорее, Платон испытал горькое разочарование, что не успел отыскать ориентиры на будущее. Беседы Сократа всегда касались только человека и его нравственного пути к истинной жизни, ему вторили Аристипп и Антисфен, хотя их «истины»  были так полярны — «удовольствие» для одного и «добродетель» для другого. Отличался только суровый мегарец Евклид, упорно державшийся элеатского учения. Платон это запомнил.

В МЕГАРАХ

После казни Сократа в 399 году до н.э. Платон покинул Афины и  направился на Сицилию, несмотря на то, что  сицилийские Сиракузы были союзниками Спарты, а значит, враждебны афинянам. Зная про Сиракузы лишь по рассказам Аристиппа, он представлял Сицилию своей нафантазированной Атлантидой, а тирана Сиракуз Дионисия (Старшего) — тем самым справедливым и мудрым «философом на троне». И действительно, блестяще образованный под наставничеством Аристиппа, поэт, автор трагедий и при этом властитель процветающего и обширного государства, Дионисий буквально воплощал собой тот тип правления, который, по убеждению Платона, должен заменить как отжившую свой век родовую монархию, так и «неудачную» выборную демократию.

Аристипп помог организовать встречу с тираном, однако бесчинно захвативший власть Дионисий, наслышанный о царском происхождении Платона, отнесся к его появлению в Сиракузах с подозрением, которое лишь усилилось, когда Платон попытался изложить ему свои идеи по улучшению государственного устройства и выразил желание остаться при дворе на правах философа и советника. Дионисий ответил, что в его свите уже есть один философ, а разводить «философятник» он не намерен. Платон был уязвлен, однако воспринял случившееся как собственную ошибку: поторопился! Но если Дионисий слыл непобедимым в военных битвах и поэтических состязаниях, так ли он непобедим в битве разумов? Платону был брошен вызов, и он его принял.

Никто не знал, куда после Сиракуз исчез Платон, ходили слухи, что он то ли бросился в море, то ли  уплыл в Египет, чтобы обучаться там жреческой магии. В действительности же Платона тайно приютил в спартанских Мегарах Евклид, тот, кто более всех недолюбливал его в школе Сократа и считал шпионом. Платон отправился к нему не только потому, что после пребывания во враждебных Сиракузах возвращаться в Афины было опасно, — основатель мегарской философской школы Евклид был самым преданным учеником Сократа, оставаясь при этом последователем элеатской философии Парменида и знатоком идей Пифагора и Эмпедокла. Платону не хватало этих знаний, и он надеялся получить их в Мегарах.

Начал Платон с развития  представлений Сократа о Благе, состоящем из «вечных» сущностей добра, справедливости, милосердия. Он объединяет  эти представления   с учением  Парменида  об «алетейи» —  возможности вхождения разумом в Единое бытие, которое у  Платона становится источником  этих вечных сущностей. Но у Парменида  не хватало элемента, объясняющего, посредством чего человек способен дотянуться умом до этого невесть где обитающего Единого с его единой же Истиной-Благом. И Платон находит этот недостающий элемент у Пифагора и Эмпедокла — учение о бессмертной душе. Правда, Сократ от разговоров о «душе» брезгливо отворачивался и не желал брать ее ни в какой расчет, но ведь человек — рассуждает Платон —  почему-то ощущает ее в себе, а грекам так и вообще доподлинно известно, что после смерти душа тенью посещает Аид, после чего, по утверждению Пифагора и Эмпедокла, возвращается в свое свободное и вечное состояние в божественных чертогах. Ради доказательства этого Эмпедокл даже бросился в жерло вулкана!

Для Платона «бессмертная душа» становится связующим звеном его философской конструкции. Он решает, что поскольку душа принадлежит сфере Единого бытия, то она изначально знает все обо всем, то есть уже обладает Истиной, но, попадая в тело,  душа все свои знания забывает. Однако  душа томится по своему свободному существованию в вечности, это томление концентрируется в Ум, который, в результате, способен эти знания «припоминать». Ключом же к припоминанию служит диалектическое рассуждение, на которое бессмертная душа откликается раскрытием для разума  вечных идей (эйдосов). 

          Но что делать с утверждениями софистов, что никаких общих истин и идей не существует, что мир представляет собой не Единое, а, наоборот, бесконечное множество не связанных между собой вещей и явлений? Платон ищет доказательство, способное преодолеть эту «доксу» (мнимую очевидность), и приходит к своему главному выводу: если эйдос души, попадая в бренное тело, искажается, то подобное может происходить и со всеми вещами и явлениями, которые представляют собой не более чем искаженные копии своих идеальных эйдосов-идей. А если так, то Единое бытие —  не абстракция Бога, Мирового Разума, анаксагорова Нуса и других фантазий Первой философии, а  представляет собой бесконечное количество вечных и неподвижных идей (эйдосов),  которые разум с  помощью бессмертной души способен по отдельности раскрывать. В целом же мир эйдосов и представляет собой Благо «само по себе», в реальность существования которого верил Сократ!

А? Гениально закруглил, Платонище: от Сократа начал и к Сократу вернулся, скрепив свою философскую конструкцию так, что не раскачаешь: внизу искаженный мир вещей и явлений, связанный  с миром вечности бессмертием души, и надо всем — мир идей (эйдосов), разливающих Благо.     

      На разработку своей философии у Платона ушло без малого 10 лет. Все эти годы он оставался в Мегарах, — и все эти годы он не упускал из вида Сиракузы, которые, на фоне обескровленных Афин и Спарты, все более расцветали: в порт пребывали корабли со всех сторон света, в город стекались известнейшие поэты, художники и учёные, строились величественные храмы и общественные здания, там мирно уживались племена и религии. И в то же время опьяненный собственным величием Дионисий становился все более капризным и подозрительным, перестал доверять даже близким друзьям и родственникам, о чем сообщал бежавший от Дионисия Аристипп.  И тогда Платон начал отправлять ему письмо за письмом, восхищаясь в них государственной мудростью Дионисия и восторженно оценивая его литературные таланты. Дионисий долго не отвечал, пока однажды Платон не отправил ему свою философскую картину мироздания:

Бог сотворил  мир в силу внутренней переполненности гармонией и Благом, что с необходимостью потребовало своего вещественного воплощения. Но между его идеальным замыслом и сотворенными веществами (материей) возникло естественное противоречие, которое, однако, разрешается внутренней связанностью земных существ  с Благом через Красоту и Любовь. Томление материи по идеальному, (позже назовут «платонической любовью»), а также Красота в природе и в мыслях способны приблизить вещественное  к идеальному, что в земном существовании порождает Добро. Но несовершенство существ,  при оторванности от божественных  Красоты и Любви, способно порождать зло, которое  может завладеть не только божественной в сути душой, но и погубить в человеке Ум!..

   …Что-то дрогнуло в давно потемневшей «душе» Дионисия, и он вступил с Платоном в длительную переписку. Их письма не сохранились, но по текстам будущих произведений Платона можно предположить, как и чем ему удалось (или он думал, что удалось)  заинтересовать  Дионисия:

Дионисий — Платону: Если ты смог открыть законы сотворения и существования мира, то можно ли на их основании предсказывать будущее? (А чего еще хотят все правители от философов?)

Платон — Дионисию: Существует два мира: мир идей (эйдосов) и мир вещей, лишь отражающих эти  идеи. Вещественный мир находится всецело в руках правителей, а философ только открывает идеи, не касаясь  самих вещей, но он может указать направление в сторону  максимального сближения реального мира с лежащими в его основе идеями.

Д. — П.: Почему мир раньше не знал о божественном Благе, состоящем из множества вечных идей?

П. — Д.: Миром правит чувственное восприятие реальности, рождающее множество не связанных между собой мнений. Люди не спешат обратиться к своему разуму, чтобы разбудить дремлющую душу. Даже философия не сразу смогла узреть эту гармонию Блага.

Д.—П.: Как же человеку понять, близок ли он к Благу или далек от него?

П.—Д.: Ни человек, ни даже философ не могут приблизить жизнь к ее идее. На это способно только государство, ибо как Единое важнее многого, так и государство важнее человека.

Д.—П.: Возможно ли создать совершенное государство — лучше и могущественнее всех остальных?

П.—Д.: Государство — часть мира вещей, поэтому несовершенно. Идея же государства — важнейшая в Едином Благе. Беда всех государств — различие форм правления, но выше этих форм мудрость и доброта правителя. При этом для стабильности общества требуется  строгое сословное разделение, чтобы каждый выполнял свою работу, не завидуя другому, поскольку желания отдельного человека для счастья государства-полиса не значат ничего. Мудрый правитель принимает наилучшие законы, после чего передает надзор за их исполнением правосудию с четкой системой наказаний за нарушение законов.

Д.—П.: Что нужно для создания наилучшего государства?

П.—Д.: Идеальное государство создается идеальным деятелем по советам философа.

Д.—П.: Что значит быть идеальным деятелем?

П.—Д.: Помнить, что жизнь любого человека — только эпизод его бессмертной души. Мы постигаем гармонию идей разумом, но разум — словно возница, управляющий двумя конями: добрый конь — бессмертная часть души, а дурной конь — ее земная часть, послушная не разуму, а чувствам. Ярость и страсти мешают разумному началу всецело обратиться на сознательную деятельность. Вред душе наносят также порок и нечестие, они извращают её и делают душу нечестивой.

Д.—П.: Но если душа бессмертна, что с того, что она при жизни была нечестивой?

П.—Д.: В зависимости от того, была ли душа в гармонии с разумом или подчинилась страстям и стала порочной, — ее ждет или посмертная награда, или наказание за её земные прегрешения. Награда — приближение к Богу и увеличение своего знания для будущих воплощений; порочная же душа делает бессмысленной свою новую жизнь или не получает ее вовсе. Человек отвечает за свою душу, и должен уметь подчинять свои страсти разуму…

В 389 году до н.э., через 10 лет после их первой и неудачной встречи, Дионисий пишет Платону письмо, в котором просит приехать в Сиракузы и стать «попечителем его души».

В СИРАКУЗАХ (археология)

Дионисий присылает за Платоном пышно убранную триеру, и пока Платон плывет, коротко опишем, что происходило в греческом мире за годы его затворничества в Мегарах. Пелопонесский союз во главе со Спартой, куда входили и Сиракузы, разбив Афинский морской союз, стал гегемоном греческого мира. Чтобы вернуть былые границы Великой Греции, Спарта  бросает вызов Персии («это вам за 300 спартанцев!») и начинает с ней войну за независимость Ионии — давно погасший маяк былой греческой культуры и родины ее философии. Война в Ионии затянулась, что позволило Афинам собрать новую антиспартанскую коалицию и даже вступить в союз с Персией, обещая блокировать спартанский флот. Спарта потребовала от Сиракуз прорвать афинскую блокаду, но Дионисий не послал свои корабли, сославшись на необходимость морской защиты Сицилии от Карфагена.

И вот Дионисий торжественно встречает Платона и повсеместно объявляет, что отныне будет править только по советам «великого афинского философа».  Платона, давно лишенного афинского гражданства,  это могло бы насторожить,  — но в момент своего долгожданного триумфа он не смог догадаться, что его всего лишь используют в сложной политической игре. Дионисий, предвидя скорое поражение Спарты и заинтересованный в сближении с Афинами, намеренно призвал Платона в Сиракузы и выставил напоказ, чтобы тем послать сигнал в Афины: правлю под «афинским» руководством. Сыграла эта «карта» или нет, но через два года, в 387 году до н.э., когда Спарта, истощив свои силы и не добившись освобождения Ионии, подписала унизительный мир с Персией и сошла и исторической сцены, Сиракузы заключили с Афинами дружественный союз, а Платону вернули афинское гражданство.

          Но пока Платон ни о чем не догадывается и в почете живет во дворце Дионисия в ожидании «душевных» бесед с ним.  Дионисий же постоянно откладывает встречи, ссылаясь на множество государственных дел, зато у Платона неожиданно появляется ученик — Дион, младший брат жены Дионисия.  Дион искренне восхищается стройностью  философии Платона и его проектом создания идеального государства, сетуя, что не ему принадлежит трон; вдобавок же признается, что он тайный «пифагореец». Платон, много взявший в свою философию от Пифагора, вместе с Дионом начинает посещать  тайные религиозные службы пифагорейцев и даже проходит у них обряд посвящения (инициацию).

Платон близко сходится с Дионом, в котором  видит все необходимые качества для «идеального правителя», начиная с богатства и знатности рода, —  в его «системе» правитель должен принадлежать к аристократии, поскольку, как он полагал, бедность и безродность порождают коррупцию, — в то время как  Дионисий был простого происхождения, не более чем выскочка-военачальник, и к тому же после захвата власти в 404 году, несмотря на брак с представительницей древнейшего аристократического рода, он находился в постоянном конфликте с сицилийскими знатными родами, так и не признавшими его право на власть и трон. Зато Платон с его древними царскими корнями был с почестями принят в кругу высшей знати Сиракуз, куда его ввел Дион. Воспринимая реальность исключительно через духовные сущности — идеи вещей, Платон решительно не догадывался, что  втянут в заговор аристократии. Когда же Дион попытался совершить дворцовый переворот, а Дионисий с помощью верной ему армии подавил бунт и потребовал голову Диона, подозрение пало и на Платона, и он вместе с  Дионом вынужден был бежать из Сиракуз. В  387 году  Платон, наконец, возвращается в родные Афины.

         Проходит 20 лет, в 367 году Дионисий Старший умирает, и трон занимает его сын Дионисий Младший (397—337 до н. э.)  Дион, получивший за несколько лет до этого прощение и вернувшийся  из Афин в Сиракузы, уговаривает молодого правителя, при котором состоит наставником как старший родственник, исправить ошибку отца и вновь позвать Платона, чтобы принять от него советы и обучение. Слабый и неопытный, выросший под тяжелей дланью отца, Младший послушно исполняет желание дяди, и Платон (ему уже 60) прибывает в Сиракузы с новой надеждой воспитать «философа на троне». Молодой Дионисий искренне полюбил Платона и готов был следовать его советам, но Дион, убаюкав племянника, вновь попытался с помощью наемников захватить власть. На Сицилии вспыхивает гражданская война, но верная Дионисию армия вновь удерживает трон, и Платон с Дионом опять бегут в Афины.

         Воспользовавшись сицилийской смутой, Карфаген вновь начал захватническую войну.  Удержать же былую мощь Сиракуз Дионисий Младший не смог: верные его отцу военачальники постарели или погибли, а народ его не любил — опереться было не на кого. И в 361 году отчаявшийся Дионисий вновь зовет Платона в надежде на его мудрые советы. Самое удивительное, что Платон (ему 66) приезжает, но по чистоте душевной просит Дионисия вернуть Диона из изгнания! Разгневанный и оскорбленный Младший бросает Платона в тюрьму, откуда его тайно вызволяют и помогают бежать «братья-пифагорейцы».

        Чтобы закончить «археологию», добавим, что Диону все же удалось поднять против Дионисия Младшего мятеж  и даже на время захватить трон, но за непомерную жажду власти его убили  свои же сторонники, а вскоре под ударами карфагенян Сицилийская держава пала.

Платон искренне хотел — ни много ни мало — исправить погрязший в кровавых войнах и несправедливости мир, для чего, по его представлениям, было необходимо создать хотя бы в одной стране государство как Благо — образец, которому затем другие страны и земли захотят подражать. Но каждый раз его попытки лишь увеличивали зло и утопали в крови, а сам он чудом избежал смерти. Для сравнения: через тысячелетия другой идеалист, «кремлевский мечтатель» так же захочет создать «в одной отдельно взятой стране»  идеальное государство мира и справедливости, которому затем, после «победы всемирной пролетарской революции», другие страны и земли захотят подражать. Как и в древних Сиракузах, было пролито море крови и победило зло в своих самых извращенных формах, погиб и сам «мечтатель». Идея же наилучшего устройства жизни на земле так и осталась скрытой за облаками.

В АФИНАХ

      В 387 году до н.э., после первого побега из Сиракуз, Платон возвращается в Афины. С собой он привозит никому не известное философское учение о Благе как вечных идеях, разочарование от несостоявшегося проекта идеального государства, принадлежность к тайному пифагорейскому братству, а также друга-ученика Диона, тоже пифагорейца. Платону — 40 лет, в Афинах он проживет еще 40 лет (ум. в 347 году до н.э.) и возведет себе два памятника: Академию и цикл произведений «Диалоги Сократа». Ко времени его приезда Афины — вновь оплот греческого мира, боги, переметнувшие было к Спарте, снова на их стороне, — а потому богохульство и святотатство в Афинах стали караться еще строже. Памятуя о множестве  изгнанных ученых, художников, философов и о казненном Сократе, Платону требовалось быть предельно осторожным. Он селится вместе с Дионом в своем родовом загородном доме  рядом со священной оливковой рощей, посаженной, по мифу, афинским героем Академом. Платон официально арендует у города часть рощи и получает разрешение на открытие там бесплатного учебного заведения под предлогом возрождения «школы Сократа». Ход был беспроигрышный, поскольку казнь Сократа оставалась темным пятном на афинской демократии, а сам Сократ получил официальный посмертный статус «мудрейшего из греков». Созданная Платоном «Академия» просуществовала почти тысячу (!) лет, пережив распад Греции, пройдя сквозь века эллинизма, римской империи и раннего христианства, пока в VI веке уже нашей эры ее не прикрыл византийский император Юстиниан как рассадник зловредных ересей.

На скрижалях Академии Платон вписан как ее первый руководитель (сколарх), но неясно, чему он обучал помимо, разве что, диалектического метода рассуждений «по Сократу». Философию Сократа впоследствии назовут этической, поскольку он, по нашим меркам, воспитывал в своих учениках духовно-нравственное начало; это была философия человеческого достоинства. Философия же Платона содержала, по сути, всеобъемлющую идею Блага как Бога Единого, рассыпанного в виде бесконечного множества вечных идей мироздания - а это уже прямое преступление против греческого многобожия, как не ссылайся при этом хоть на Аполлона, хоть на Диониса. Уже в Новое время возникнет  версия, что он все же преподавал свою философию, но — тайно, шепотом, так и не захотев или не успев написать фундаментальный труд наподобие:  «О Благе как таковом».

Но мы для чего-то воспроизвели «археологию» Сиракуз и отметили, что Дион был активным членом тайного общества пифагорейцев, куда был принят и Платон. И хотя Дион упомянут  в истории Академии как ее первый ученик, на деле он и  был ее организатором, позвав для преподавания ученых пифагорейцев из Сиракуз. Изначально, под видом «сократической» школы, создавалась тайная религиозно-пифагорейская община по примеру сиракузской, и собранные в ней первые ученики становились посвященными в пифагорейские таинства. Недаром девизом Академии, написанной при входе, было: «Да не войдет сюда не знающий геометрии», - поскольку пифагорейцы были в основном математиками (пифагорова геометрия), которая и стала основным предметом, по меньшей мере, наравне с сократовой диалектикой. Платон надеялся создать из учеников касту «посвященных», из которых особо одаренные к 30 годам должны были постигнуть все три уровня платоновского «мироздания» и стать философами, которые будут управлять государством. И все это творилось под носом у бдительных афинских властей!

Все годы в Афинах Платон сочинял «Диалоги Сократа». Ох уж, эти «Диалоги». Скандал вокруг них начался сразу после первых публикаций (Под «публикацией» следует понимать составление профессиональными переписчиками некоторого количества копий с оригинала — папирусных листов, сброшюрованных в «книги», которые продавались во множестве книжных лавок и пользовались большим спросом среди сплошь образованных греков.) Евклид Мегарский заявил, что он является их автором, а Платон украл, исказил и выдал за свои, книги же Евклида с настоящими «диалогами Сократа» Платон скупил и уничтожил. Евклиду вторили и другие бывшие соученики Платона, обвинив его в плагиате, подделке и Зевс знает в чем еще. Но поскольку это были «ученые» разборки, которые только возвеличивали имя Сократа, то власти в эти «войны» не вмешивались. И только в Новое время, когда ученым мужам по всему миру нужно было договориться об авторстве «Диалогов» и о том, насколько в них достоверно переданы реальные слова и мысли Сократа, они отринули притязания Евклида и сообща решили, что Платон в «ранний период» записал по памяти реального Сократа, а в «поздний период» стал приписывать Сократу собственные представления. На том и порешили, защитив на эту тему тьму диссертаций.

Но недаром мы провели вместе с Платоном 10 лет в Мегарах и были свидетелями создания им своего учения о Благе как вечных идеях, для которого разработанная Сократом диалектика поиска «простых истин» была лишь основанием. И если разделить все 35 «диалогов» не на две части («ранний» и «поздний»), а на три, то, действительно,  в первых десяти  мы увидим почти реальную фигуру Сократа с его «отрицательным» методом отыскания истин. Но уже по второй «десятке» будут разбросаны тут и там  разговоры о «бессмертии души» и опасностях, которые подстерегают душу после расставания с телом, а также — о разуме, связующем душу человека с единым Благом, которому Платон будет придавать различные и расплывчатые определения. А в последней трети диалогов, которые считаются совсем на «Сократа»  не похожими, излагается главная часть учения Платона — о вечных идеях, прообразах всего, что есть и еще будет на земле. Ради этой части Платон и использовал свою «военную хитрость» — выставить себя биографом Сократа и тем отвести опасность, если кому-то из его соотечественников надумается написать очередной донос и обвинить его в безбожии и нечестивости: мало ли что пьяный Сократ несет на «Пиру».

Особняком от «диалогов» Платона стоят три больших трактата, в которых  изложена его политическая философия. И это еще один блестящий образец философии «под маской Сократа». «Государство» восхваляет все лучшее, что было в афинской демократии, но со смещением акцентов на «материнскую» функцию государства, которое занимается воспитанием народа, начиная с младенчества, развитием творческих, художественных и физических способностей — при всеобщей справедливости. И поскольку этому противопоставлено воспитание «по-спартански» и критика родового монархического строя, то это должно было очень понравиться демократическим Афинам — потоптаться на костях поверженного врага.

Но за «Государством» последовала «Апология Сократа» — описание суда над ним. Это самый «сомнительный» текст Платона, поскольку нет свидетельств, что он ходил на процесс и записывал речь Сократа в свою защиту. Сомнение же заключено и в том, что речи Сократа, как они переданы Платоном, неожиданно слабо аргументированы и лишены присущего Сократу блеска мысли и юмора — с такой «защитой» немудрено было и проиграть суд. Афиняне, со скукой прочитав «Апологию», могли лишь повздыхать о своей ошибке да, пожалуй, напомнить, что обвинителей они потом казнили. И потому они пропустили главное в «Апологии» — уничижительную критику Платоном демократического способа правления, представляющего собой, по убеждению Платона,  нагромождение бессмысленных и субъективных законов, которым даже разум Сократа не смог противостоять. Но, уфф, и это проскочило!  И уже затем, в неопубликованных при жизни Платона «Законах», он описал те самые вечные идеи Блага государства, приняв которые, человечество смогло бы двигаться в правильном направлении.

Наследию Платона не повезло. До сих пор, читая Платона — восхищаются Сократом! Платон, безусловно, обладал литературным даром, унаследованным от матери, поэтому его «Диалоги» долго воспринимались как мемуарная литература, рассказывающая про «мудрейшего из греков». Почти все его тексты сохранялись веками в семьях его учеников, а полный корпус хранился в царской библиотеке Македонии, которая затем была перевезена в Александрию — культурный центр эллинизма, где стала основой для знаменитой Александрийской библиотеки. Когда же арабы, покорив весь Ближний и Средний восток, добрались до Александрийской библиотеки, они перевели на арабский всю греческую философию, ставшую источником арабской мудрости и культуры, но «литературой» Платона не заинтересовались. Затем европейское Средневековье получило греческую философию из арабских источников, а Платона по-прежнему воспринимали как писателя-софиста, оставившего примеры философского мышления своего времени. Платон-философ в результате достался александрийским гностикам, а от них — восточным Отцам церкви, и оказал влияние на идеи и образы восточного христианства. Его учение, специально разбросанное по разным диалогам, раскрылось лишь на заре Возрождения, и только тогда Платона «открыли» как основоположника крупнейшего европейского направления философии — «объективного идеализма».

Платон прожил в покое и почете до глубокой старости и умер незадолго до окончательного распада Греции, в своем доме, окруженный учениками. Он был похоронен в саду Академии под своим настоящим именем.

Звали его - Аристокл.