ДИОГЕН СИНОПСКИЙ, ОН ЖЕ «СОБАКА ДИОГЕН»

Моей дочери

Если следовать общим представлениям, то Диоген, как родился, сразу залез в бочку и начал оттуда вещать афоризмами! Его жизнь настолько разобрана на цитаты, что сопротивляться им бесполезно, остается лишь идти вслед за ними, заполняя лакуны.

«Переоценивай ценности»

Каждый житель Эллады должен был хоть раз в жизни посетить храм Аполлона в Дельфах, чтобы получить от оракула свое наставительное прорицание; и  чем раньше он это сделает, тем удачнее сложится его жизнь. Диогену повезло побывать в Дельфах еще в ранней юности, и там он получил от Пифии смутное, но действенное прорицание: «Переоценивай ценности».  

       Диоген родился в 412 году до н.э. в самой дальней от Аттики греческой колонии Синопа (ныне турецкий Синоп) на черноморском (понт-эвксинском) побережье. Синопа была богатым городом, контролировавшим всю черноморскую торговлю, и потому  имела право чеканить собственную монету. Отец Диогена был городским менялой, и молодой Диоген рос в окружении разговоров о ценности той или иной монеты. Размышляя над предсказанием оракула, он  решил, что ему суждено переоценивать (перечеканивать) деньги - быть фальшивомонетчиком. Однако, его быстро разоблачили, и Диогену пришлось  бежать из Синопы...

Ныне Синоп - самый северный и самый скучный морской  курорт Турции. Недавно, для привлечения туристов,  в  Синопе установили  громадную статую  Диогена, стоящего на бочке с фонарем в руке и собакой у ног. Это чуть не вызвало новую младотурецкую революцию: националисты были возмущены, что в Турции поставили памятник греку, хоть и древнему,  а  горожане оскорбились направленным на них  фонарем, с которым, как известно,  Диоген искал людей среди бела дня. Тогда авторы памятника развернули его от центра города в сторону Греции, объявив, что это у греков нет людей! – чем и успокоили горячих башибузуков...   

Примерно в 387 году  до н.э. Диоген оказывается в Афинах. Можно предположить, что бежал он из Синопы с кошелем «своих» денег, а в Афины явился уже нищим бродягой, ему – 25 лет, а он так и не знает, что же должен  «переоценивать». Чтобы найти себя, Диоген обращается к главе киников Антисфену и просится к нему в ученики. Киники к тому времени превратились в замкнутую общину, принявшую на себя образ «добродетельного Сократа», и нищему провинциалу попасть туда было делом невозможным, но после долгой перепалки с упрямым и высокомерным Антисфеном, стоившей Диогену палок и унижений, ему все же удается того «переантисфенить», и его принимают в общину.

Хотя  Афины и вернули себе былое могущество, сама Эллада клонилась к закату. Первая в истории западная цивилизация, вспыхнув яркой звездой, теряла былую энергию и величие. По ее окраинам хозяйничали варвары, особая опасность исходила от ближайшего соседа - усилившейся и централизованной Македонии, от которой Греция с трудом отбивалась уступками и посулами. Вопрос для греков состоял уже не о беспрерывном расширении своих границ, как было во все предыдущие века, а в удержании оставшегося. В этих условиях стоический образ Сократа, переложенный в идеи кинизма, становится чем-то наподобие второй религии: в моду входят скромность образа жизни, строгость нравов, а в одежде – неброские «дырявые» плащи (как рваные джинсы от Версаче) и кинические «котомки». Антисфен пишет морализаторские трагедии, поэмы и «наставления», которые бойко распродаются; киникам, просящим милостыню, норовят сунуть дорогую монету «на Сократа», они более не ночуют под открытым небом на своей Собачей площадке (Кинасарге), а живут в выстроенном для них помещении, напоминающем солдатскую казарму.

Диоген провел в общине долгие годы и был искренним носителем ее морали, но постепенно  ему все более кололо глаза  ханжество и лицемерие, которыми  сытые киники и богатые горожане подпитывали друг друга. Ему же казалось необходимым  развивать кинизм до его философской и жизненной глубины, без условностей и компромиссов. Размышляя, он открывал в себе безмерность и богатство человеческого духа, его самоценность по отношению к  потребностям тела, по отношению к условностям жизни, к национальной принадлежности. И он решает навсегда отказаться от всех внешних норм и жить только своим разумом и подвластным ему духом. Этим Диоген и «переоценил» сам кинизм - проломил его стену и вышел за его сократовские пределы добродетели, милосердия, справедливости и всякого иного «блага».

«Даже ребенок мудрее меня»

Диоген покидает «казарму», случайно находит выброшенный за ненужностью и треснувший пифос (керамический сосуд размером в рост человека для хранения  вина или оливкового масла) и устраивает в нем на Кинасарге свое прибежище. Чтобы не зависеть от потребностей тела, летом он обжигал его, лежа на горячем песке, а зимой морозил, обнимая холодные статуи. Он часами выпрашивал подаяние у статуй, чтобы приучить себя к отказам, зная, что  «люди подают хромым и нищим, потому что знают, что хромыми и нищими они еще могут стать, а мудрецами — никогда». Наравне с собаками он питался, чем придется, но больше – собственными мыслями. Казалось, что он уже достиг абсолютной независимости от вяжущих разум условностей человеческой жизни, но увидев однажды, как какой-то мальчишка наклонился над ручьем и пьет воду ладонями, Диогена пронзает стыд: «Даже ребенок мудрее меня!» - после чего он выбрасывает из своей бочки остатки скарба, черепок миски, из которой ел и глиняную чашку  (популярный сюжет у многих художников), и срывает с себя последние  лохмотья, оставив лишь повязку, прикрывающую причинные места.

        Слух о кинике, живущем в бочке, распространяется по Афинам, и на него приходят смотреть, как на зверюшку. Он  высовывает голову, рычит, посылая проклятье наивным горожанам, поверившим «лживому Сократу», издевается над показной добродетельностью других киников и превозносит собак и детей за их естественность. Он стенает, что люди – рабы собственной жизни, что они умирают, так и не познав радость свободы от бремени предрассудков, смеется над греческой спесью, себя же называет «космополитом» (да, да, это не Сталин выдумал «безродных космополитов» для советских евреев, а Диоген для себя!) - человеком, свободным от каких-либо границ в пространстве и мысли. К его проповеди безграничной духовной свободы начинают прислушиваться, и так он постепенно соскребает с афинян величие прошлого и готовит их к неминуемому концу греческого мира.  Особенной благосклонностью он пользовался у гетер, много пострадавших от преследований киниками, и самые знаменитые гетеры  приглашали Диогена в свои дома «для беседы».

Диогену было уже 46, когда в 366 году до н.э. умер Антисфен. После его смерти община киников развалилась, их «казарма» на Кинасарге была снесена. Некоторые из оставшихся пытались подражать Диогену, он называл их «друзьями» и испытывал,  требуя носить при себе еду и не есть по нескольку дней. Никто не выдерживал. Афиняне перестали носить дырявые плащи и котомки, и  все более благосклонно относились к чудаковатому философу, даже гордились им.  А когда один мальчуган, перекидываясь с Диогеном камешками, случайно разбил его пифос, то горожане  в едином порыве поставили ему новый. А мальчишку высекли.

«Ищу человека»

К уходу Антисфена Академия Платона процветала вот уже 20 лет и стала центром интеллектуальной жизни Афин.  И все эти годы Антисфен и Платон, два ученика Сократа, находились в состоянии неприкрытой вражды.  Помимо обмена публичными и литературными колкостями и намеками, главным предметом вражды оставался образ Сократа в платоновских «Диалогах». Успех у публики  каждого следующего «Диалога» вызывал у Антисфена яростные придирки и несогласие за его несоответствие «истинному Сократу».  Казалось, что идет борьба за наследство «мудрейшего из греков», хотя на деле, как мы помним,  каждый из них опирался на разные основания учения Сократа: Антисфен на этику, а Платон на диалектику. Нашего Диогена их полемика совершенно не интересовала.

          Следует удивиться многочисленным «платоноведам»,  которые до сих пор спорят: где кончается «ранний» Платон и начинается «зрелый». Господа, посмотрите на дату смерти Антисфена, и  все станет очевидным!  Из всего объема своего учения Платон при жизни Антисфена   мог использовать только примеры сократовой диалектики, лишь то тут,  то там  привнося тему бессмертия души. После ухода Антисфена,  Платон, начиная с «Федона», «Пира» и «Федра»,  резко меняет тон и содержание «Диалогов»,  и его Сократ начинает мыслить и говорить платоновской философией, раскрывая учение о бессмертной душе, вечных эйдосах (идеях) и идеальном государстве. Острый слух Диогена немедленно определил, что Платон своими сказками о бессмертии души и общественной гармонии усыпляет в людях самость  духа и закабаляет их свободный разум. Он заявляется в Академию во всей своей обнаженной красе и публично начинает оспаривать положения платоновского учения:  на приглашение присесть  - требует  определить сначала идею «сидельности»,  и просит дать ему воды из  «чашечности  самой по себе».  Спорить с ним было невозможно,  поскольку  Диоген не признавал диалектики и отвечал только языком очевидности.  В другой раз, при обсуждении вопроса об  условности понятия движения  при неподвижности «вечных идей»,  Диоген встал и молча стал ходить (двигаться) перед всеми, пока его не вытолкали взашей и не запретили появляться на собраниях. На отвлеченное определение Платона: «Человек есть животное о двух ногах, лишённое перьев» -  Диоген ощипал курицу и бегал по Академии с криком: «Вот платоновский человек!» - на что Платон к своему определению вынужден был добавить «…и с широкими ногтями». Это самые известные «мемы» о Диогене, и  вероятно, что подобных столкновений было множество, -  недаром Платон стал называть Диогена «безумствующим Сократом», а Диоген обзывал все написанное Платоном «брехоречием».

Год за годом Диоген продолжал жить в своем пифосе и зорко следить за происходящими событиями и за  Платоном. Греция задыхалась в огне начавшихся межполисных войн, Афины ради выживания предавали союзников и ее предавали, народ был напуган, а город полон слухов о страшных македонцах с копьями «длиной в стадию».  В это время появляется  2-я часть «Государства» Платона с описанием идеальной формы правления, которое само собой приведет к появлению  гармоничных во всех отношениях человеческих особей «с широкими ногтями».  Диоген был взбешен! Вот тогда он и стал ходить при ярком солнце с зажженным фонарем в одной руке и с «Государством» Платона в другой. Он зачитывал цитаты Платона о будущей человеческой красоте и гармонии и кричал: «Ищу этого человека». И делал это не раз, и не два… За века и века история конфликта Диогена и Платона  померкла, народная молва не очень разобралась в смысле происходящего, и остались только фонарь посреди дня и возглас: «Ищу человека» - некая  диогенова огульность.

          В 347 году до н.э. и душа  Платона отправилась в свое очередное  путешествие в описанное им бессмертие, оставив Диогена и его несгибаемый дух в одиночестве. Просидев в своей бочке почти 40 лет, Диоген неожиданно исчезает из Афин.   Но его земной путь еще не был закончен.

«Не заслоняй мне солнце».

Диоген мог думать, что победил аристократа Платона, утверждавшего, что нищета рождает только безнравственность и коррупцию. Он, Диоген, самим собою доказал, что и в абсолютно ничтожном состоянии можно сохранять высокий дух и глубокий ум. Но и Диоген имел грех – он был свободным гражданином, а  греческая демократия была ра-бо-владельческой!  Конечно, ни греки, ни рабы особо от такого положения  не страдали, поскольку  другого было не дано: кто завоеван или захвачен, тот и раб – «говорящее животное». К тому же работорговля была одной  из важнейших отраслей экономики древнего мира.  И Диоген готовит себе последнее испытание.  Покинув Афины, он ухитряется оказаться в плену у пиратов, получает  железный ошейник, и его продают на невольничьем рынке на Крите. Но тут Диогену не повезло: разглядев в нем образованного и умного человека, его покупает грек из Коринфа и определяет учителем для своих малолетних детей. Увы, не галеры! К тому же, афинская слава Диогена догнала его и в Коринфе, и следующие 10 лет он жил в доме своего хозяина, окруженный почетом и уважением, воспитав двух прекрасных детей, его обожавших.  

          В 336 году до н.э. в Коринфе, где живет на покое 75-летний раб-философ Диоген, происходит событие, навсегда изменившее  мировую историю. Событие, им предчувствованное, предсказанное и  неожиданно представшее перед ним в образе…

     …Греки считали своих северных соседей-македонян варварами.  Сами же македонцы (можно называть и так, и эдак) утверждали, что они происходят от  тех самых дорийцев, которые некогда победили ахейцев и смешались с ними, отчего и возникли греки.  Они и говорили почти по-гречески, молились  греческим богам и участвовали в Олимпиадах, но им наотрез  отказывали в принятии  даров для храма Аполлона в Дельфах, что сделало бы их равными грекам.  Дельфы издревле были религиозным центром Эллады и символом греческого единства при всех внутренних конфликтах, поэтому  ежегодно все греческие полисы и союзы посылали туда значительные средства, составлявшие в прямом смысле золотой фонд Эллады, который хранился  в храме Аполлона под надзором жриц.   Лишь однажды, по согласию всех полисов, золото Дельф было взято для войны с Персией, но после войны  его требовалось возвратить.  Вот в этот щекотливый  момент  македонцы,  своим отложением от персов  помогшие Греции одержать над ними победу,   привезли в Дельфы  настолько  огромное подношение, что Пифия пришла в замешательство,  а ее оракул пискнул: «Берем!» 

Когда вспыхнули войны между Афинами и Спартой, началась борьба и за контроль над Дельфами, что вызвало целый ряд междоусобных  Священных войн и неоднократное разграбление сокровищницы. Тогда Македония, еще более усилившаяся под властью царя Филиппа II, пользуясь правом  на защиту Дельф,  вторглась в Грецию  и с помощью новейшего военного изобретения -  непреодолимой «македонской фаланги» (плотно сомкнутый военный строй с 7-метровыми пиками, положенными на плечи впереди идущих)  в 338 году до н.э. наголову разбила  армию греческой коалиции. Оккупировав Элладу, в 336 году  Филипп II  принудительно собрал  в Коринфе «всегреческий конгресс», отменил автономию греческих полисов и  объявил себя главой нового государственного образования - Панэллинского союза. Замкнутая греческая цивилизация перестала существовать и перешла в новое состояние – эллинизм.

Но стыки эпох не могут обойтись без взрывного скачка. Еще не создав никакой структуры управления новым государственным строем, Филипп вернулся в Македонию на свадьбу дочери и был там убит в пьяной ссоре. Греки было взбодрились, стали спешно собирать армию, но сын Филиппа – юный Александр, не успев примерить корону, вмиг прискакал с одной только конницей, вновь разбил греков и провозгласил себя главой Панэллинского союза, а Коринф – своей столицей.

Александр, воспитанный Аристотелем, буквально воплощал собой чаемого Платоном «философа на троне».  К его двору  в Коринф стали стекаться все известные деятели наук и искусств, желавшие изъявить свой восторг и преданность. И кто-то (возможно, Аристотель?) рассказал Александру о необычном уличном философе, 40 лет просидевшем  в бочке, а затем добровольно ставшим рабом.   Узнав про Диогена, Александр - в ореоле своего абсолютного превосходства перед людьми - мог:  а) не поверить, б) приревновать, в) ощутить некую  родственность (нужное запомнить).  Он не раз посылал за ним, но Диоген так и не появился, тогда Александр со всей своей свитой отправился его искать и нашел загорающим на берегу.  Диоген, лежащий на горячем песке с закрытыми глазами, услышав приближающийся конский топот, крики, затем тишину и ощутив вставшую над ним тень, мог бы подумать, что за нам пришла сама смерть, в то время как Александр мог бы смутиться: «Неужели этот дряхлый старик и есть самый свободный человек в мире?».

- Ты Диоген?

- Да (не открывая глаз), я раб Диоген.

-  Я царь Александр. Проси у меня, что хочешь (свободы, полцарства, весь мир…)!

Диоген приоткрыл глаза, скучно посмотрел на будущего покорителя мира, и снова закрыл:

-    Прошу тебя, отойди, ты заслоняешь мне солнце.    

Александр, известный своей бешеной вспыльчивостью, мгновение колебался, затем отошел в сторону, еще раз посмотрел на Диогена, повернулся, взял под уздцы Буцефала и пошел рядом с конем. По пути назад он с грустью проронил:

- Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном…

Диогену  уже принадлежал весь мир, а Александру лишь предстояло его покорить. Он верил, что под  одним владыкой в мире не будет больше войн, и люди станут равны и свободны. Так где же лежит свобода: снаружи или внутри нас?

С их встречи Александр и Диоген жили, словно в единстве, и когда в июле 323 года до н.э. Диоген неожиданно почувствовал, что связь эта оборвалась, он сам остановил дыхание и умер. Утром того же дня в Вавилоне от болезни скончался Александр Македонский. Диоген умер в возрасте  90 лет, Александру было 32 года.

Ныне в Коринфе, как и в  Синопе,  Диогену стоит памятник: стела, а по граням основания  повторяющийся барельеф собаки. Экскурсоводы объясняют туристам: «Диоген был киником – приручал собак».

Философия духа Диогена родилась  из кризиса греческой цивилизации, из ее конвульсий в попытках удержать уходящее время.  Для него свободный дух и был Сущим, существительным, а все остальное: религия, власть, воспитание, образование  - прилагательными. Его идеи стали выражением социального скептицизма и легли в основу будущего стоицизма. Он был первым в истории экзистенциальным персоналистом, каким, с обратным значением,  затем будет Христос, и каким  станет на кризисном исходе XIX века Ф.Ницше, объявивший  из своей «бочки» (сумасшедшего дома)  «смерть всех богов».   

Значение Диогена, не столько для философии, сколько для человечества, первым смог понять и выразить гениальный Рафаэль Санти в своей знаменитой фреске «Афинская школа». Взгляните на нее. В центре перспективы расположены две основные фигуры - Платон и Аристотель, от них теснятся по краям все иные философы и ученые Древней Греции, оставляя свободной середину, где, ни с кем композиционно не связанный, возлежит Диоген! Он и есть истинный, но не сразу заметный  центр и герой всей композиции.