СТУПЕНИ ЭТИКИ: ДУША. МОРАЛЬ. НРАВСТВЕННОСТЬ. ДУХОВНОСТЬ

​

1.       СУЩЕСТВОВАНИЕ ДУШИ

 

         Еще раз, и не последний, побьем Декарта  за Cogito ergo sum. Он, Декарт, конечно, мыслил, раз домыслился до своей знаменитой формулы. А в бессмысленном состоянии человек что – уже и не человек? Если говорить о его просто сущестовании?  Человек же прежде всего живое существо, и до того, как помыслить, ему же требуется что-то почувствовать, иначе и мыслить будет нечего. Так что просто человек может ответить Декарту на той же латыни: Sentio  ergo sum   – Я чувствую, что я существую. И даже когда я плохо себя чувствую, все равно чувствую, что я существую! Т.е. у человека,  в отличие, как от животного, так и от Декарта, первично чувство самого себя – самоощущение. То самое, которое теперь мы называем воздействием на мозг сигнально-рефлекторной системы,, составляющей наше подсознание.

         Но ранний человек, Фрейда не читавший,  много удивлялся этому чувству самого себя, которое как бы присутствовало помимо его еще мерцающего сознания. И вот это ощущение чего-то загадочного, что есть во мне и над чем Я вроде бы и не властен, он и назовет душой.

         Если из сегодня мы обернемся назад, то различим исторический момент, когда зарождается мифологическое сознание, благодаря которому человек уравнял себя  с Природой. Человек начинает жить в реальности мифа, а значит и мифологизирует  самого себя. И этот миф  о себе он уже внятно назовет душой (psychḗ) и даже  возведет ее в божественный сан («Амур и Психея»).  Он уверен, что его душа может спускаться в Аид словно тень его самого, оставляя тело в могиле. Поэтому  античный человек задумывается о бессмертии, наделяет им сонм олимпийских богов, и потребуется только Сократ-Платон, чтобы сравняться с богами через «идею» бессмертия души. 

         «Сократ. Говорили мне те из жрецов и жриц, которым не все равно, сумеют ли они или не сумеют дать ответ насчет того, чем они зани­маются. О том же говорит и Пиндар, и многие другие божест­венные поэты. А говорят они вот что (смотри, правда ли это): они утверждают, что душа человека бессмертна, и, хотя она то перестает сущест­вовать ­—  это и называют смертью, — то снова рождается, она  никогда  не  гибнет.»  (Платон. Менон)

         Итак, душа рождается вместе с первичным чувством самосуществования, и будет сопровождать человека и человечество  во всех поколениях как отношение к еще неизвестному ему воздействию подсознания. Понятие души не входит в социум, не определяет национальность, не ощущает своего «государственного значения».   Эта «субстанция» всегда интимна и перекладывается на внешний мир в определении простейших взаимосвязей: тот человек с доброй (злой) душой, а этот бездушный, «он души в ней не чаял», «жили  душа в душу», «чужая душа потемки» и т.д. вплоть до слогана «душевное пиво» - т.е. душа на него отзывается.

         Следует отметить, что душа - наше подсознание - человеком не осознается, то есть не достигает не то что мышления, но даже сознания, отражаясь от него посредством зеркальных нейронов только обратными сигналами: депрессия – «душа болит», радость общения – «от всей души» и т.д.

         После Платона «душа» занимает свое почетное место в религии, призывающей «печься о душе», и, соответственно, в богословии. В секуляризованное богословие -  философию Нового времени – «душа»  проникнет под видом одной из разновидности монад у Лейбница и будет скромно присутствовать в  различных версиях неолейбницианства, пока, наконец, не попадет через русских неолейбницианцев (П.Астафьев, А. Козлов, Л.Лопатин, Н.Лосский) на просторы широчайшей (Ф.Достоевский) «русской души», способной, по мысли Федора Михайловича, на крайности глубокого падения и на высочайшие взлеты («оправдание Мити Карамазова»). Но еще до них об особости «русской души» впервые заговорит В. Одоевский в «Русских ночах», а новая русская монадология создаст «душевную» онтологию - расширит понятие души по возрастанию на «народную» и даже  «мировую» (вспомним пьеску Треплева в чеховской "Чайке"). Наконец, в русской религиозной философии, от Владимира Соловьева,  душа разместится рядом с Богом как Его четвертая ипостась в образе «Софии – души мира».  И уже не удивительно, что Ник. Федоров заговорит об «одушевленной Вселенной». Человеческая душа становится  космосом всей русской интеллигентской культуры, а литература о Человеке превращается в большой стиль психологического реализма. (На этом фоне сатира Н.Гоголя «Мертвые души» зазвучит «непатриотичным» диссонансом.) Венцом воспевания души в России стала книга С. Франка «Душа человека», возможно, - самая главная книга русской философии.  Горький парадокс лишь в том, что вышла она в июле 1917 года, как раз в канун большевистского переворота…

    …В природе живого развитие разума было связано с борьбой за просто-существование. И  целью человека было -  удержаться в своем существовании, что с метафизической точки зрения  является одной из низших ступеней в процессе оформления Сущего. И в этом качестве  ощущение наличия души  поддерживает не развитие, а лишь существование.  То есть душа не онтологична, не бытийствует, а, удобно расположившись исключительно на уровне онтическом – душа бытует, не задевая сознательного существования. И только на этом уровне можно говорить о «существовании души».

​

2.      МОРАЛЬНЫЕ ПРЕДПИСАНИЯ

​

Мораль, как известно, «читают». Иначе говоря, мораль есть что-то внешнее человеку, принятое им от окружения: нормы и правила жизни и поведения. Мораль для человека – знание и принятие  этих норм. Если знание только фиксируется памятью (вбивается в память) без участия процесса мышления,  то за счет памяти  сигнально-рефлекторная система человека накапливает условные рефлексы реагирования на внешние раздражители, формируя тем самым модель поведения и оценок, укладывающихся в рамки установленной морали. Этим «мораль» отличается от сводов законов и правил, знание которых не связано с работой подсознания.

       Мораль требуется сообществам как оценочные нормативы. У каждого сообщества, будь то государство или криминалитет, присутствует собственная мораль (понятия). Она может совпадать как с религиозными предписаниями, так и с государственной идеологией. Мы помним незабвенный «моральный кодекс строителя коммунизма», и мы знаем, что вчерашние «права человека» с легкостью могут превратиться в «традиционные ценности».  Мораль, как и «душа», необходима для фундамента просто-существования и относится к цивилизационным установкам, не затрагивая при этом разум человека.

       Есть ли мораль у животных – не берусь сказать.  Скорее всего, что нет, поскольку для выработки «морального» поведения у животных нет достаточного объема «обратной» памяти. С появлением необходимого объема памяти у предков человека появляется возможность социальной жизни, в которой вырабатываются некие нормы поведения сначала как способ выживания, а затем, в человеческом сообществе, как один из языков со-общения. «Скрижали Моисея» Ветхого Завета тоже еще не были моралью, а только внешними требованиями, которые древние евреи постоянно и нарушали.

     Классическая европейская мораль берет начало от Нового Завета - Нагорной проповеди Христа,  смысл которой освобождал от «законов», то есть предлагал внутреннюю свободу, но и добровольное принятие иного смысла  существования в мире земном ради мира горнего. Утвердившаяся как господствующая, христианская религия была прежде всего всеобщим моральным установлением. Христианская мораль за долгие века впитывалась «с молоком матери», так что могло показаться, - и многим уже казалось, - что человек рождается с «моральным центром» внутри него самого, данным «от Бога».

      Идеи и образы эпохи Возрождения смутили и соблазнили  христианство и церковь, внутри которой, в результате, началось моральное же разложение. Церковь была захвачена «борджизмом»: стяжательством богатств, развратом и обжорством. Наступал критический момент, когда Земля и Небо поменялись местами (барокко), и мир христианских народов грозил разложиться до состояния античной свободы от морали, а оттуда рукой подать до первобытной дикости и взаимного поедания.

         В этот момент и раздался крик Вольтера: «Раздавите гадину!» Встал вопрос о выработке новой – внецерковной морали.  Целью эпохи Просвещения было стремление оторвать человека от лживой и дурной религии. «Энциклопедисты» были убеждены, что «естественный человек» способен сознательно подчиниться правилам морали и следовать им без церковной опеки. Для этого достаточно дать ему свод знаний и тем привести в действие (тут и «механика» Ньютона) здравое и рассудочное отношение к жизни.

     Гольбах в «Здравом смысле» утверждал, что «рассудительный человек должен понять, что в его интересах быть добродетельным. Добродетель – это просто искусство сделаться счастливым при посредстве счастья других людей. Добродетельный человек – это такой человек, который делает счастливыми других людей, способных отплатить ему тем же… Только благодаря добродетели он может стать счастливым… Польза, потребности, взаимный интерес, рассудительность направляет действия людей в сторону добродетели. А то, что в жизни в основном все наоборот, есть следствие невежества и человеческих пороков. Человек должен понять, что ему выгодно быть нравственным, добродетельным».

       Когда же к этой «формуле счастья» добавился призыв к «свободе, равенству и братству» - явился «естественный человек» Робеспьер с усовершенствованной (механика!) гильотиной, утопивший в крови революционную Францию. Подобное же воздействие «новой морали» принес и большевистский переворот в России, без труда наладивший конвейер репрессий, «работавший» без перерыва 40 лет, вплоть до хрущевской «оттепели»...

​

    ...Чего-то в идее естественной морали - вне веры в загробное воздаяние - не хватало.  При том, что часто, говоря о моральной «добродетельности», называли ее нравственностью. Но мораль и нравственность - далеко не одно и то же.

​

3. НРАВСТВЕННОЕ УЕДИНЕНИЕ

 

     Особенность религиозного сознания (сравнительно с иными его формами: культурного и в просто-существовании)  в том, что оно способно принимать извне комплекс готовых мировоззренческих установок, в том числе, и  моральные нормы. Но уже внутри религиозных сообществ, еще в раннем христианстве (как и в раннем буддизме), появляются отдельные фигуры, стремящиеся к более  личному, внутреннему  постижению религиозных откровений на основе не только слепой веры, но и размышления.  Ради этого они стремились к затворничеству, становились  отшельниками, пустынниками,  столпниками. Тем самым они уходили от религиозно-морального (коллективного) существования, чтобы прийти к осознанному отношению к Богу и миру. В Средние века, в  откровениях  Св. Августина или  деяниях  Св. Франциска религиозное сознание достигало наивысшей полноты, переходя в состояние нравственности.   

    Нравственность отличается от морали, прежде всего,  личным отношением к окружающему миру, а также  предполагает личную ответственность за протекание собственной жизни. И в этом смысле уже неважно, касается ли это ответственности перед Богом, перед собой или перед миром. Нравственное отношение к жизни  требует продуманных усилий  и установления строгих границ не только в поступках, но и в мыслях, границ, за которые носитель нравственности   не имеет право выходить. Нравственный человек –  личность, персона, несущая груз Человека внутри мирового Бытия.  Из этого следует, что мораль всеобща, а нравственность всегда личная;  моральным установкам человек следует, а нравственность человек в себе возводит.

     Персоны с высокими нравственными качествами, вероятнее всего, существовали всегда, но  определение и обоснование самого понятия нравственности, при всей его внеисторичности, все же исторично  и появляется  как необходимость в определенный момент истории и в определенный момент развития философии.

       Эпоха Просвещения, подхватив мысль Декарта о божественности разума и редуцировав  эту «божественность» на природу человека,  утвердила право разума самостоятельно, без церковной опеки,   вырабатывать позитивную общественную  мораль на основе практики «разумного эгоизма».  Результатом такой разумности, как уже было сказано выше,  стала буржуазная революция с массовыми казнями аристократов, а затем и политических противников, и обнажением  всех возможных низменных инстинктов в период Империи и лукавой Реставрации. Вместе с тем, XVIII век стал и ареной борьбы между пошлой (буржуазной) моралью и императивами  личной нравственности. Противовесом просветительским идеям стал литературный  романтизм, в котором «аморальные» герои Байрона, мрачный Мельмот, шиллеровские «Разбойники» несли высокие внутренние требования к себе и миру. Появилась и непосредственно «нравственная» литература в виде «романов воспитания» Гете, Дж. Остин, позже – Ж.Санд.  В этих произведениях  нравственная личность подвергается испытанию, и только от разума и воли героя зависит  исход борьбы либо с «судьбой», либо с мнением (моралью) общества.

     Наконец, в «битву» вмешалась и философия. Шотландский философ-скептик Д.Юм первым заговорил о наличии в человеке независимого от разума «внутреннего» нравственного чувства, дающего оценку человеческим поступкам. Тем самым  он выступил как против разумоцентризма в определении сущности человека, так и против религиозно-католической идеи  «эманации» на человека божественной святости (Святого Духа) с ее  нравственными сущностями Любви, Добра  и Красоты.  Однако Юм не разрешил этой антиномии:  утверждая только объективность  нравственности в человеке, он не определил ее природу.

      Философией Канта завершается противоречивый век Просвещения. Собственно, Кант  и попытался снять это противоречие. А поскольку сведение божественного и личного уже лежало в основе протестантизма, то не удивительно, что примирение идей французского Просвещения с идеями английского скептицизма взяла на себя немецкая философия.

     Не уходя открыто от разумоцентризма, Кант условно делит разум на «чистый» и «практический». Чистый разум исполняет работу познания, никогда не достигая при этом абсолютного результата,  а разум практический производит некую  духовную обработку познаваемого. Тем самым Кант  утверждает двухвекторность разума: его интеллектуальная деятельность направлена на мир внешний, а духовная – на обогащение внутреннего мира  человека. Но «уловка» Канта состояла в том, что, препарировав и разложив по полкам работу «чистого разума», он объявил его чистейшей абстракцией, поскольку человеческий разум функционирует исключительно в практической области. Тем самым Кант утвердил  духовную сторону мышления основой человеческого существования, установив приоритет «категорического императива» - нравственного начала в человеке, дающего чувственную интуицию мировой гармонии Божественного устроения жизни. «Лишь две вещи на свете способны тревожить наше воображение – звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас» - сколько раз мы повторяли этот кантовский  афоризм.

      Таким образом, Кант, развивая идеи Юма, доказывает присутствие   в мире  некоего  всеобщего и универсального нравственного начала (будущие  метафизические «ценности» неокантианства),  присущего человеку от «начала времен». Его важнейшая мысль, что без  «категорического императива» человечество давно бы исчезло или даже вообще не появилось бы. Т.е. на нравственности держится само существование человечества, или, по-другому,  что нравственность человеку при-суща – составляет его существо.

     В целом, с Кантом приятно согласиться. Кант первым вводит разум в категорию этики. И на место просветительского «разумного эгоизма» ставит нравственность как безусловность  разумного существования. То есть он полагает  любое человеческое существование разумным, а значит и нравственным. Но если в сторону познания у Канта было слишком много пессимизма, то в сторону нравственного существования  у него слишком много оптимизма...  

     Объяснения «механизма» нравственности Кант тоже не дал.  Помню, при чтении его «Критики» мне  всегда представлялось, что «категорический императив» содержится где-то в районе пупка (по аналогии с энергетическим центром Кундалини в буддизме), и я невольно клал руку на живот в желании ощутить свою «нравственность» или совесть: ну, как она там у меня, фунциклирует? А кто-то полагает, что нравственность заключена в сердце или плавает внутри нас как «душа»…

       Еще не споря с Кантом, мы могли бы сегодня утверждать, что  воспитание нравственности начинается  с подавления человеком в себе рвущегося сквозь нас животного начала - инстинктов подсознания. Это борьба человека с самим собой и победа или поражение в этой борьбе.  Но в более широком плане "нравственный закон в нас" имеет аналогию с тем,  что я ранее определял как функцию «бессознательного» (не во фрейдо-юнговском смысле), а затем стал определять как волновую проекцию сознания на "сущностные" ритмы пространственно-временного континуума. 

      Открытие подключенности  человеческого разума к некой универсальности, определяющей непрерывность существования человечества – величайшая заслуга Канта. Но, увы, это не является ни законом, ни «императивом».  Обобщенно можно сказать, что в человеке от «начала времен» существует «зов», заложенный - как бессознательно-всеобщее -  на линии ритмически-волновой функции мозга.  Мы можем назвать это высшей сигнальной системой - наряду с принятой в психологии первой и второй сигнальными системами. Подключение к этой системе дается разумом, мышлением, волевыми усилиями человека. Т.е. нравственность не есть «закон», а только возможность, и впитать  ее в себя – личный подвиг человека, возводящий его в положение личности, персоны, выделяя его  тем самым из массы в качестве носителя человеческой миссии. В этом и состоит "оправдание человека". Нравственное сознание дает человеку осмысленное существование, а значит, делает его по-настоящему свободным.

     При понимании  личностной природы нравственного сознания становится очевидным, что нет и не может существовать пресловутой  народной или национальной нравственности как феномена "особой духовности" народа, что утверждали, например, славянофилы, начиная от Киреевского и Хомякова.  Тогда же против них выступил единственный  российский философ нравственности П.Я. Чаадаев. Но, прочитав два его первых "Философических письма",  русский мир во главе с самодержцем так возмутился, что тут же и объявил автора сумасшедшим.  При том, что эти два "письма" были всего лишь заостренно-полемическим вступлением к "письмам" с 3-го по 8-е, полностью посвященных вопросом воспитания личной нравственности. Да кто их читал-то...

​

4. ДУХОВНОЕ ПРОЗРЕНИЕ

 

      Понятие духовности ускользает от нас, растекаясь по религии, психологии, скользя вдоль нравственности, но никогда не достигая своего объективного значения.  

       В христианской религии источником духовности служит Бог.  При этом теология до сих пор ломает копья: исходит ли Святой дух только от Бога-отца (православная ортодоксия) или также и от Бога-Сына (католическо-протестантское Филиокве: filius – сын). Церковь же занимается попечением над «бессмертной душой» человека,  утверждая приоритет духовной жизни над земным существованием. Соответственно, мерилом духовности в ней служит «просветление души», приближающее человека к Богу. Высшим проявлением духовности церковь считает святость – полный переход в духовное состояние еще при жизни человека.

       Европейская идеалистическая философия Нового времени, вышедшая из религиозного миросозерцания, в желании соединить веру со знанием неминуемо должна была пойти или по пути теологии - раскрытии сущности Бога, или по пути церкви – раскрытии сущности человека.  В конце концов, упершись в непознаваемость Бога, философия занялась человеком, что и сконцентрировалось в субъективном идеализме Канта. Но и Кант ограничился лишь утверждением, что через человеческий дух просвечивает божественное происхождение мира – тот самый злополучный «категорический императив», невесть где в нас расположенный.     

      И нужно было обладать недюжинной смелостью, чтобы попытаться философски разрешить дух в его материальной и категориальной неопределенности. Для этого необходимо было вытащить неуловимый "дух" из человека, выставить его на всеобщее обозрение и объявить центром мироздания, т.е. превратить его субъектность в объектность. Эту непомерную задачу и взялся разрешить Гегель в своей системе объективного идеализма. Дух или раскрытие духовной сущности мира и стало предметом его философии. Гегель решительно сворачивает с дороги Просвещения и обращается к античной философии, чтобы позаимствовать у Платона представления о «божественных идеях».

        Онтологическая  конструкция Гегеля в упрощенном виде выглядят следующим образом. Началом всему служит  Ничто как абстрактное состояние Абсолютной Идеи. Затем Идея порождает из себя Дух в его промежуточных состояниях бытия и истории, где Дух занимается «познанием самого себя», чтобы достичь в итоге абсолютного состояния, которое есть также и полное самораскрытие Идеи. Таким образом, становящийся Абсолютный дух есть, по выводу Гегеля,  сердцевина, основа мирового процесса, который движется посредством диалектических законов развития, и в котором природа и человек выступают только в качестве функций.

       Критика системы Гегеля, начиная от Шопенгауэра, вот уже 200 лет – «любимое блюдо»  деятелей и историков философии. Мы же укажем (вслед за Гуссерлем), что любой мыслитель, искренне думая, что он познает мир, на деле  познает только самого себя, поскольку процесс мышления не может выйти за собственные пределы. А теперь представим себе первобытное человеческое существо, которому впервые в голову зашла некая мысль-идея, то есть он измыслил нечто для себя новое. Древний человек так испугался этого, что немедленно предположил, что кто-то, кто неизмеримо выше его самого, вдул это знание ему в голову.  В результате явился платонизм с представлением о том, что знание существует раньше человека в виде божественных идей, а человек это знание всего лишь «припоминает». И если так объяснить весь ИДЕАЛИЗМ, то «духом» следует полагать  способность разума (мышления) создавать мир идей и образов. И тогда то, что Гегель называет духом истории, на деле будет способностью мышления порождать идеи, влияющие не только на объяснение мира, но и на его изменение. (Встанем на сторону Гегеля и посрамим Маркса, который, переписав Гегеля, возможность изменения мира  приписал только своему учению.)

       Так что Гегель ни в чем не ошибся, а только, будучи  сам человеком абсолютного духа, собственную духовность - сопричастность или заботу о Бытии - и абсолютизировал. Можно сказать и более выспренно, что идею как продукт мышления Гегель в своей системе мирового развития  опоэтизировал. Безусловно лишь то, что Разум, вырабатывающий идеи в процессе мышления,  и есть духовная составляющая человека.  Ее можно назвать высшим состоянием, для человека возможным.

    Духовную деятельность разума следует отличать от интеллекта. Интеллект – это Ум. Это индивидуальное. Духовное – общее! Ум разделяет, дух – объединяет. В этом две функции данной нам возможности мышления: познание материи и осмысление бытия. Гегель отмечал и третье состояние разума, когда он мыслит «не в духе», называя его рассудком. Рассудочный разум занимается лишь комбинированием готовых идей.

     Идея есть постижение мышлением содержания (у Гегеля – самопознание идеи). В этом и было его основное расхождение с Кантом, который считал непостижимым никакое содержание («вещь в себе»). Гегель отгадал основную тенденцию развития: переход содержания от Ничто («в-себе-бытия») через постигающую себя Идею  в формы Духа. Говоря иначе: форма есть постигшее себя содержание. Как пример: форма стакана – мера питья, форма стула или кровати – неестественность прямостояния человека и т.д.  Становление - уничтожение старых и «лишних» форм. Поэтому не все действительное разумно: не все формы даны духом и отражают содержание, т.е. даны не духовной деятельностью, а инстинктами, омертвевшими формами и пр. Только разумное – действительно. 

     Область духовной деятельности мы привычно называем культурой. Только через культуру может происходить прорыв в будущее, развитие того, что уже существует. Эволюция мира идет через культуру, а через цивилизацию лишь поддерживается существование - условия продолжения человеческого рода. Цивилизация - это форма (способ) жизни, которая посредством духовной деятельности человека преображается. Культура же основана на духовной работе отдельных индивидов. Главные фигуры в ней – философ и художник, но не каждый, кто считает себя таковым: всегда есть тени, двойники, призраки - история неумолимо стирает их имена. Духовная деятельность – чувство сопричастности Бытию - двигатель развития. Цивилизация – тормоз для духа. Это мировое противоречие. Место религии – в цивилизации; она только один из механизмов поддержания существования. Культура – дух развития. Цивилизация – продукт развития.

      Развитие цивилизации идет в своих внутренних, созданных духом, естественных формах, пока они не стагнируют. Тогда или рождается ее новая форма, или цивилизация погибает. Так погибло большинство древних цивилизаций, не найдя своего нового духовного содержания, от которого только и возможно создание новой формы. Из древних выжили только евреи да греки. Их дух долго питал Римскую империю, а затем перешел в  духовную историю Европы. (Азия – параллельный  и самостоятельный процесс вне нашего рассмотрения.)

       Духовность – свобода разума. Из этого выводится философская категория свободы. Уровень свободы в обществе – всегда уровень его духовности. Только через свободу Дух проявляет себя. Но свобода по своей природе индивидуальна, как индивидуальны философские идеи и художественные образы. Идеи многих переплетаются, спрессовываются в мировой дух, способный менять вектор развития человечества. Но невозможна коллективная духовная деятельность и любые ее институции наподобие РАН, куда вход философам, писателям или художникам воспрещен. Конечно, передавая цивилизация,  построенная на духовных достижениях, определит приоритетное место культуры. Наилучший пример – 40 «кресел» Французской академии для самых блистательных ученых, писателей и творцов Франции. Или парижский театр «Комеди Франсез», предназначенный для постановок только самых выдающихся режиссеров мира.  

     К слову сказать, в России начала 90-х годов,  в атмосфере внезапно свалившейся на нас свободы, была сделана попытка создания институции наподобие Французской академии - была учреждена Независимая академия эстетики и свободных искусств. Ее первыми академиками стали Булат Окуджава, Ин. Смоктуновский, Ф. Искандер, М. Хуциев, П. Чухрай, выдающийся театральный режиссер Анатолий Васильев. Но проект так и не взлетел, поскольку в государстве не нашлось, как при создании Французской академии,  своего Ришелье, который понял бы значение такого духовного символа. Академия долго существовала под крышей Московского театра «Школа драматического искусства - Театра Европы" Анатолия Васильева, пока у него самого не отняли театр. Зачахло древо…  

       Государство как цивилизационный фундамент может или руководствоваться духовной культурой, или, наоборот, подавлять духовный мир человека, подменяя его идеологическими или моральными клише. Клише вводится в механизм сознания, и тогда духовное наполнение общества блокируется.

 

                                                                                                                             ***

     Если мы заключаем вопросы этики в четырех, обозначенных в заглавии ступенях, то обнаружим, что область души цивилизационным установкам предшествует. Мораль и нравственность определяют взаимоотношения индивида с той или иной цивилизационной моделью. Духовность охватывает сферу, выходящую за пределы цивилизационных форм. И если соотнести этику с тремя основными «гегелевскими» вопросами философии: что есть бытие Духа, что есть история Духа  и что тогда есть человек  (общее, конкретное и единичное), то при очевидности, что вопросы души касаются единичного человека (человек-в-себе), вопросы морали и нравственности касаются истории человечества (человек-в-мире), - вопросы духовности соприкасаются с вопросами сущностного бытия и в нем разрешаются (культура). 

     В духовности нет добра и зла. Именно это пытался разъяснить еще Ф.Ницше. А автор «Мастера и Маргариты" Михаил Булгаков ассоциировал себя не с Мастером, а со злым духом Воландом, который, как написано в эпиграфе к роману из «Фауста» Гете, «часть той силы, Что вечно хочет зла И вечно совершает благо». Большинство его сатирических персонажей или задушевны, или бездушны, Маргарита  а-моральна, Мастер нравственен, Воланд – духовен. Добро и зло -  категории нравственности, а нравственность принадлежит не духу, но цивилизации. «Мастер и Маргарита» - духовная вершина российской культуры XX века - роман не исторический, не политический, а этический.

​