Победа и крушение большевизма

​

       Россия долго вынашивала свою революцию. Ее подготавливали революционеры-демократы 60-х годов XIX века, народники 70-х, земства 80-х, либералы 90-х. С наступлением XX века российский анахронический абсолютизм трещал уже по всем швам под напором объединенных либерально-демократических сил, представлявших собой окончательно сформированный антигосударственный фронт русской интеллигенции. Очевидно, что революция в России произошла бы и без марксизма-ленинизма – идеологическая платформа все же вторична по отношению к стихии истории. Но революции происходят на исторической «сцене», потому что «за кулисами» истории они кем-то подготовляются. Готовая свершиться в России, русская революция начинается с конкурентной борьбы различных течений и идеологий за право стать ее основным деятелем. Особенность же этой борьбы заключалась в том, что идеологиям переустройства России противостояла идеология, направленная на переустройство всего мира.

    В начале 1900-х годов Ленин, наравне с другими русскими марксистами, полагал (и писал об этом), что социалистическая революция в России если и произойдет, то, вероятнее всего, лет через сто, в других поколениях. Но дрался за правильность ее подготовки так, как будто ждал ее со дня на день. Это и есть эффект «всемирной личности», понимающей, что ему отпущено не так уж много времени, и важно правильно начать, чтобы другие поколения довершили начатое на твердо установленном фундаменте.

      В 1903 году, на II съезде РСДРП, Ленин впервые излагает перед русской социал-демократией свою программу строительства революционной партии. Программа вызывает шок. Протесты против идеи создания надпролетарской партии, занимающей командные высоты в революционной борьбе, идут отовсюду. Плеханов отстаивает идею власти народа, пусть и в лице рабочих. Троцкий обвиняет Ленина в желании установить не диктатуру пролетариата, а диктатуру над пролетариатом. Мартов, один из вождей РСДРП, назвав Ленина бюрократом и самодержцем, заявил, что отстаиваемые им идеи – это не марксизм, а уже «ленинизм». Возможно, что этот термин мог остаться всего лишь оскорблением, если бы не произошедший на съезде раскол РСДРП, который привел к рождению большевизма – обособленного революционного движения на основе «отверженного» ленинизма.

    Известный спор, послуживший внешней причиной раскола и касавшийся вопроса: член партии должен содействовать целям партии или быть ее активным элементом и беспрекословным исполнителем воли вождей, – ставил, по сути, вопрос о роли в освободительном движении всей русской интеллигенции. Ленин не просто отказывал ей в участии в подготовке революции, а жестко отсекал интеллигенцию – извечную бациллу революции – от дальнейшей борьбы, чем рвал с полувековой традицией русской революционности. В 1903 году пути Ленина и русской интеллигенции расходятся навсегда. Ленинскому плану мировой революции требовались только солдаты, для чего русская интеллигенция, всегда ограниченная вопросами о самой себе и своих отношениях с Россией, совершенно не подходила. Более того, Ленин до чрезвычайности опасался, что «русский элемент», как раз в силу своей природы, начнет мешать предустановленному процессу мирового развития, станет тормозом мировой революции. Поэтому больше доверял инородцам, не делая для них сословных различий, особенно полякам и евреям. Позже его гвардией станут латышские стрелки – ландскнехты, ненавидящие Россию.

В период с 1903 по 1905 год Ленин из-за рубежа буквально тряс Россию своими газетными статьями. Всем своим сторонникам он беспрестанно писал письма, натравливая их на русскую социал-демократию. История этого и последующих периодов подготовки революции в России представляет собой меньше всего борьбу с самодержавием, а только внутрипартийные и межфракционные схватки. Ленин беспрерывно боролся с русскими марксистами, последовательно и методично отсекая легальных марксистов во главе со Струве, плехановцев, ставших меньшевиками. Ядро большевизма сжимается до небольшой группы железных ленинцев (Я. Свердлов, М. Урицкий, А. Луначарский), беспрекословно признающих основополагающую роль ленинской мысли и его революционной доктрины.

       1905 год показал, что такое революция по-русски. Кровь, толчея и анархия. Грабеж винных складов и магазинов. Предательство и двурушничество. Апофеоз черносотенства и охранки. Бессмысленная жестокость властей, испугавшая не только тех, в кого стреляли, но и самих стрелявших. Неудача революции стала тяжелейшим ударом по прогрессивной русской интеллигенции. Революционные настроения уступают место унизительной мысли, что русские способны только к бунту, а революции – для Европы.

      Ленин – в дни революции скромный сотрудник петербургской газеты «Новая жизнь» – извлекает из хаоса этих дней две практические ценности: рабочие Советы как форму будущей власти и организаторский гений Л. Троцкого. Ленин сближается с Троцким и навсегда заражает идеей необратимости мировой революции, которую впоследствии Троцкий превратит в теорию перманентного революционного деланья.

     В течение последовавшего за революцией периода реакции Ленин озабочен лишь сохранением партии, имеющей теперь, без попутчиков, законченный сектантский характер. Большевики придерживаются выжидательной тактики и занимаются подстрекательством при любых проявлениях народного недовольства. Вплоть до Октября в большевистской партии никогда не насчитывалось более 10 тысяч человек, но это был отлично организованный отряд соглядатаев за народными массами.

     Все изменила Мировая война. Ленин решает, что мир дозрел до желанного «прыжка» в царство всеобщей свободы. Всемирная пролетарская социалистическая революция, доказывает он, становится единственно возможным выходом из мировой войны. Начавшийся, по его мнению, процесс революционной переделки мира требует своего немедленного перехода в открытую стадию.

     Февраль 17-го года. Огромные людские потери на фронте. Чувство второго Мукдена. Павловский полк, расквартированный в Петрограде, отказывается выступить на фронт и поднимает мятеж. Народ громит полицейские участки. Николай II принимает на себя вину за военные поражения и отрекается от престола. Горстка крупной русской буржуазии, сформировавшая Временное правительство, не справляется с вдруг свалившейся на нее властью и оказывается зажатой между армейской верхушкой и угрозой народного бунта. Троцкий немедленно учреждает Петросовет, который еще более парализует работу правительства. Находится компромиссный государственный лидер – эсер Керенский, переметнувшийся во власть из Петросовета. Но он против акций «умиротворения» почуявших анархическую свободу масс: «Я не стану Маратом русской революции», – с артистическим пафосом вещает он. Двоевластие.

      Захват власти большевиками под руководством Ленина, объявленный победой социалистической революции в России, произошел вследствие ряда обстоятельств. Прежде всего, вырвалась наружу стихийность масс. От этой стихии можно было или прятаться, как Керенский, или пытаться ее подавить, как Корнилов, или с ее помощью, «прицепив» идеологию, успешно решать политические задачи. Ленин, на протяжении многих лет ведший статистику народных бунтов, уловил момент их кульминации – когда стихийная сила масс приобрела максимальную динамику. Неожиданный эффект произвел и приезд Ленина в Петроград в апреле 1917-го года. Он прибыл на Пасху и был воспринят наэлектризованной человеческой массой как Спаситель-Мессия. Ленин сам был потрясен, что его конспиративный приезд к своим «десяти тысячам» стал всенародной встречей-митингом. Не вождь обуздал толпу, а толпа нашла себе вождя. Стихия сама нашла себе русло. Надо было только вскинуть руку, указать врага и объявить цель.

       Миф рождался на глазах. Страна сама по себе, силою независимых от идеологий обстоятельств, когда массы не осознают глубинных смыслов происходящего (а в России это имеет еще и геометрическую степень), была охвачена общим революционным потрясением. Ленину же русский безудерж виделся началом всемирного процесса пролетаризации. С трибуны Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов, ставшего вдруг вторым Синаем, Ленин, словно Моисей, вещает своему народу «божьи» заповеди – Апрельские тезисы: захват власти, справедливое распределение продуктов и гражданская война как необходимая прелюдия к переделке мира.

      Захват власти предполагал три цели: дать землю крестьянам, мир солдатам, власть рабочему классу, – но по-настоящему сработал только один. Солдатско-крестьянская масса рванулась к мечте о собственном клочке земли. Ради земли, перешедшей ленинским декретом в первые же дни Октября в «собственность народа» (типичный большевистский обман: национализация «слонов» весьма далека от их раздачи), эта масса, ведомая Троцким и «железной гвардией», вырвала победу и в Гражданской войне.

     Ленин был убежден, что ход русской революции и последующей Гражданской войны есть непосредственное начало эпохи мирового социализма. Его броские идеи и теоретические выводы лишь определенным образом окрашивали происходящие в России события, в которых, собственно, он сам не принимал участия. Революцию совершали слепые массы, ведомые своими героями. Поэтому он мог искренне верить, например, что Временное правительство организовано странами Антанты для удушения мировой революции, что Советы (большинство в которых к моменту переворота составляли его заклятые враги – меньшевики) есть готовый прообраз мирового пролетарского правительства. Его заблуждению, что переворот в России имеет всемирный характер, сильно поспособствовала и ноябрьская революция 1918 года в Германии. Он полагал, что левое («оппортунистическое») правительство Веймарской республики также специально создано Антантой, а значит, его неминуемо ждет судьба Временного правительства – быть свергнутым немецким пролетариатом.

      Главным делом Ленина после взятия власти в России, при его убеждении, что пролетарская революция вот-вот охватит всю Европу, а затем и весь мир, становится создание Коммунистического Интернационала. Через Коминтерн, учрежденный им в 1919 году, Ленин получает необходимую ему стратегическую позицию, – он становится официальным вождем мирового пролетариата и мирового коммунистического движения. Правда, компартии, входящие в Коминтерн, были в своем большинстве созданы прямо в Москве, их реальность как международной силы оставлялась на потом. Время торопило Ленина, а он торопил время.

      Стратегии и тактике мировой революции Ленин посвящает свою последнюю крупную теоретическую работу – «Детская болезнь “левизны” в коммунизме», написанную им в 1920 году к открытию Второго конгресса Коминтерна. Он делится успешным опытом русской революции, смысл которой – превращение России во временный плацдарм для окончательного революционного броска в Европу. Для будущей победы он требует от "мирового коммунистического движения" удерживаться в прямизне (естественно, ленинизма), разоблачая внутри движения левизну и правизну, – не замечая, что историей уже проложены совершенно иные пути.

     (В 1919 году под влиянием произошедших в России событий Запад объединяется в Лигу наций. Остерегаясь воздействия ленинизма на внутренние процессы в своих странах, капиталистический мир готов принять некоторые социалистические ценности. Реформируется экономика, пестуются рабочие партии.)

    К 1920-му году очевидной становится неспособность новой власти в России наладить социалистическую экономику. Но Ленин еще не ведает глубины кризиса. Он продолжает верить, что советская Россия – не более чем временный, промежуточный этап мировой социалистической революции, этап, в котором удержание коммунистической идеи важнее внутрироссийской экономической стабилизации. Он по-прежнему мыслит Россию европейскими задворками и не собирается менять это положение. В «Детской болезни» он пишет, что советская Россия на данном этапе является политическим образцом для других стран, а после совершения социалистических переворотов в этих странах Россия вновь окажется отсталой страной «в советском и социалистическом смысле». Завзятый европеец, он прекрасно понимает, что в Европе социализм окажется и образцовее, и богаче, чем в России. Советская же Россия – не страна, а только марка будущего «продукта», модель, гольная идея, жить которой только до победы мировой революции.

      Россия воспринимается Лениным как полигон, испытательная площадка, на которой есть возможность отработать будущую планетарную модель коммунизма. Отсюда бескомпромиссность и отказ от всяких промежуточных форм социалистической и какой-либо иной демократии. Когда в начале 1918-го Ленин разгоняет Учредительное собрание, он делает это не столько из-за страха, что большевики окажутся в меньшинстве и не станут партией власти, сколько из-за невозможности в условиях демократии запустить коммунистическую модель. Ленин директивно постановляет: «Коммунизм должен быть введен немедленно!» – и отменяет частную собственность, а деньги заменяет прямым товарообменом. Правда, с третьим «признаком» коммунизма – выборностью всех должностных лиц сверху донизу – происходит закавыка, поскольку он не стыкуется с введенным им самим приоритетом партийности и упирается в «гегемонию пролетариата». И уж совсем плохо обстоит дело с основным признаком коммунизма – равенством всех людей на основе беспредельного изобилия. Из мировой и гражданской войны Россия выходит с разоренной экономикой и равной для всех беспредельной нищетой.

       В этих условиях вводить коммунизм было равносильно безумию. Но как позже Сталин в ответ на донос Жданова об алкоголизме Фадеева скажет классическую фразу: «Нет у меня для тебя других писателей», – так и Ленин мог бы, например, сказать оскорбленному Марксу: «Нет у меня для тебя другой страны для коммунизма!» Поэтому вновь работает ленинский принцип искусственного социального конструирования – и рождается идея военного коммунизма: равенство для всех на казарменном уровне. В 1918 году специальным законом вводится всеобщая трудовая повинность – вся страна объявляется единой трудармией. Ленина не смущает происходящее при этом подавление свободы на уровне возвращения к крепостничеству. Ему важнее, что образуются некоторые формальные признаки коммунизма. Главное – и это теоретически обоснует Н. Бухарин – в эти формы врасти, чтобы потом, сколько надо, развивать их уже изнутри коммунизма. До такого не то что Маркс и Энгельс, – Фурье и Оуэн не смогли додуматься!

        В этом же направлении следуют и другие генеральные жесты и процедуры Ленина первых лет советской власти. Всеобщее выравнивание условий жизни, например, решалось прямым уничтожением имущего и части образованного слоя населения. Получаемый результат от такого равенства приводил к резкому понижению, фактически регрессу среднесоставляющего интеллекта нации, зато решалась проблема распределения продуктов среди оставшихся ртов. Этим же облегчалось управление и руководство оставшимися, усиливался авторитет образованной партийной верхушки, укреплялась власть умных.

       Задачам военного коммунизма соответствовал и отказ от проблемных территорий с иным типом культуры. Ленин с легкостью, не понятой даже его ближайшими единомышленниками, отделил от России Финляндию и Польшу, заключил Брестский мир, временно образовал социал-демократическую Дальневосточную республику. Для того чтобы советская Россия стала притягательным примером для пролетариата других стран, ему требовалось гораздо меньше территории, чем он получил в наследство от Российской империи, требовалось съеживание и суживание России до управляемых размеров.

       Равнодушие Ленина к России не знало пределов. Когда в 1921 году разразился голод в Поволжье, власть скрыла смерть миллионов людей и долго не оказывала голодающим никакой помощи. На всех не хватало даже казармы. Но именно в это время Ленин записывает в своем блокноте: «Революции – локомотивы истории. Разогнать локомотив и удержать его на рельсах». Любой ценой, даже уничтожением части страны и народа, но удерживать ситуацию искусственного коммунизма до победы мировой революции – никакой иной задачи!

    В самой идее «государства рабочих и крестьян» ничего идеократического не содержится. История знает и государства рабов, и разбойников, и пиратов. И даже однопартийность еще не идеократична. Идеократия рождается от расхождения идеи с реальным ходом событий, когда желаемое настолько превалирует, что замещает собой существующее. Отсюда вынужденная агрессивность идеократии, направленная всегда против тех фактов реальности, которые не сходятся с мечтаемым. Планетарная коммунистическая идея, слитая с управлением конкретной страной и народом, неизбежно порождает не диалог идей или культур, а только стремление к уничтожению носителей иных идей и иных культур. Уродливая идеократия периода военного коммунизма породила невиданный в истории террор власти против собственного народа и его культуры. «Локомотив истории» ни при каких обстоятельствах останавливать было нельзя, но оставалась надежда, что он успеет проскочить в мировое царство свободы и справедливости, оставив рвы с трупами далеко позади. Отсюда шокирующая жестокость Ленина и его убеждение тех лет, что «борьба с капитализмом очень проста: нужно только повесить 70 капиталистов».

      Проблема управления Россией все еще оставалась для Ленина ничтожным вопросом по отношению к мировой революции. Он с уверенностью утверждал: «Я заставлю достаточное количество людей работать достаточное количество часов с достаточной скоростью, чтобы произвести все, в чем Россия нуждается». Но именно решение этой «простой» задачи – заставить народ трудиться больше, а получать за труд продуктов меньше – стало камнем преткновения для ленинских мировых планов.

      Маркс, рассуждая об «освобождении труда», писал о том, что прогресс человечества будет связан с увеличением времени досуга и уменьшением трудовой зависимости человека. Но «революционные» массы России желали освободиться от труда немедленно! Это рождало энтузиазм экспроприаций и расстрелов с целью завладения результатами чужого труда. Элегантная теория породила разбойничью практику. Привыкнув под влиянием газетной пропаганды к пониманию труда как «эксплуатации человека человеком», поддержав на этом тезисе большевистский переворот, рабочие, выставленные к тому же гегемонами нового общества, не желали идти в цеха за кусок хлеба. Они массами сбегали в деревню или работали на себя, создавая из мелких кустарных поделок подпольный бартерный рынок. Но поскольку Ленин считал, что России в системе мирового социализма все равно предстоит быть отсталой страной, то тратить силы и время на воспитание в русском пролетариате элементов сознательного отношения к труду не было смысла. Перенести внимание с мировых классовых проблем на внутренние вопросы – значит упустить время и дать капитализму шанс стабилизироваться. Оставалось уповать на то, что насилие, в том числе и над несознательным пролетариатом, и станет способом воспитания.

      Диктатура пролетариата превратилась в диктатуру над пролетариатом. Военный коммунизм обернулся внутри России неэффективным и несущим в себе заряд противодействия тотальным принуждением к труду, что соответствовало отнюдь не коммунистической формации, а рабовладельческому строю. Связанная ленинской мировой идеей, Россия странным образом возвращалась к привычным для нее формам крепостной зависимости и все более удалялась не только от социалистических, но даже от капиталистических форм обобществленного производства. Сам того не желая, Ленин приходит к извечной формуле владения Россией: сильная и беззаконная власть, неисчерпаемость людских ресурсов и отсутствие системного сопротивления. Все, против чего весь XIX век боролась героическая русская интеллигенция, – с новой, невиданной и кровавой силой выплеснулось на поверхность национальной жизни.

      Еще более бедственно обстояло дело с прямым товарообменом между городом и деревней. Ленин не любил и не понимал крестьян, поскольку не находил им места в теории перехода от капитализма к социализму, где значились только буржуазия и рабочий класс. Но большевики взяли и удержали власть исключительно благодаря тому, что в 17-м году национализировали землю для передачи ее в крестьянское пользование. Под обещание земли погнали одетых в шинели крестьян на Временное правительство, а затем на Белую армию. После окончания Гражданской войны, получив власть, большевики обнаружили у себя в тылу миллионы потенциальных собственников, которые, по ленинскому выражению, ежечасно «реставрируют буржуазию». Но если еще можно было, пусть насильственными методами, регулировать трудовой процесс среди городских рабочих, то охватить военным коммунизмом сельское население было выше всяких возможностей. Оставалось только натравить голодающий город на деревню. Коммунистический товарообмен вылился в продразверстку – насильственную экспроприацию у крестьян сельхозпродукции, осуществляемую ЧОНами – вооруженными отрядами рабочих. Зверели обе стороны: если сыты крестьяне – голодает город; если город ест – крестьянин загибается. Если съесть весь хлеб в этом году, ни для кого не будет в следующем. Сто миллионов крестьян, разоренных до нитки продразверсткой и мало интересующихся уровнем революционности пролетариата в Европе, стали жертвами тотальных экспроприаций, сводивших на нет смысл ленинского декрета о земле.

    К 1920 году экономика России была дезорганизована полностью. Столь необходимая Ленину пролетарская социалистическая революция в республиканской Германии не происходила. Последним большевистским резервом оставалось «развитие» теории коммунизма, которая бы закрепила в массовом сознании закономерность развала производства и волны насилия. В 1920-м году залпом выходят «Азбука коммунизма» Бухарина и Преображенского, «Экономика переходного периода» Бухарина, «Терроризм и коммунизм» Троцкого. Бухарин декларирует новую теорию равновесия – предельно упрощенную диалектику единства и борьбы противоположностей, согласно которой победа пролетариата приводит к возрастанию противодействия ему силами господства и угнетения. Сила сопротивления не дает развиваться экономике, и так будет вплоть до диалектического толчка, после которого количество коммунизма перейдет в его истинное качество. Раздается и голос самого Ленина. Во всех бедах Республики Советов он обвинил не кого-нибудь, а самого Маркса, сетуя, что «в работах Маркса вряд ли вообще можно найти хотя бы одно слово об экономике социализма – за исключением таких бесполезных лозунгов как “каждый – по способности, каждому – по потребностям!”»

     Но если экономическую неразбериху внутри рабоче-крестьянской республики еще можно было оправдывать, упирая на неисследованность механизма функционирования социалистической экономики, то удар по классовой солидарности пролетариата, полученный в короткой войне с буржуазной Польшей, бил в самое сердце ленинизма. Когда Красная армия, преследуя отступающих белополяков, достигла Варшавы, польские рабочие, вместо ожидаемого от них восстания в тылу своей армии, с оружием в руках встали на защиту города и 16 августа 1920 года вместе с войсками Пилсудского нанесли Красной армии сокрушительное поражение. Польский пролетариат от лица Европы отказался принять ценности большевизма.

    Насильственное удерживание страны на казарменном положении, жестокость и неоправданность репрессий толкают в конце концов социалистические массы к спонтанному сопротивлению. В марте 1921 года вспыхивает Кронштадский мятеж, следом за ним крестьянские повстанческие армии Антонова провозглашают «Временную демократическую республику Тамбовского партизанского края». Россия находилась на грани новой, по-настоящему народной и антимарксистской революции. Устояли же Советы не столько благодаря брошенным против крестьян дивизиям Тухачевского, сколько из-за невиданной силы засухи и последовавшим за ней страшным голодом, выкосившим, только по официальным данным, 5 миллионов человек от Волги до Урала.

    Так бесславно заканчивается первый период практического ленинизма, период «удержания на рельсах» революционного локомотива истории – в ожидании резонансных революций в Европе. «Предательство» польского пролетариата и полный крах военного коммунизма заставляют Ленина – ради спасения дела своей жизни – искать пути стабилизации положения внутри страны.

   Энгельс, в попытке объяснить будущее функционирование социалистической экономики, сравнивал социалистическое государство с одной большой капиталистической фабрикой. Когда-то Ленину очень нравилась эта мысль. Теперь, в 1921 году, он возвращается к ней. Народ, не осиливший коммунистического «завтра», приглашается в капиталистическое «вчера». Но декларируется это не как отступление, а как команда «кругом марш» – с разворотом теории в обратном направлении. Если на первом, столь неудачном этапе ленинской практики целью было установление коммунистических производственных отношений с догоняющим развитием производительных сил, то теперь идеологические акценты смещаются к недозревшим в российском капитализме «производительным силам», которым надо дать дозреть внутри социализма в форме государственного капитализма.

      Новая экономическая политика (НЭП) провозглашается в марте 1921 года на X съезде РКП(б), а уже в ноябре 1922 года на 4-м конгрессе Коминтерна, в своем последнем публичном выступлении Ленин оповещает мир о невиданных успехах НЭПа. Произошло чудо? Отнюдь. После четырех лет ожидания мировой революции в казарме военного коммунизма даже минимальный возврат экономики к рыночным условиям вызвал колоссальную самодеятельность масс, вновь почувствовавших естественный ход жизни. Ленин же и большевики оставались в уверенности, что «невиданный успех» родился не вследствие высвобождения производительных сил из оков коммунистических отношений, а благодаря «железной дисциплине в партии и всего революционного пролетариата, а также безусловной централизации». Впрочем, управлять Россией посредством ежовых рукавиц и подавления провинции ради стягивания ресурсов для функционирования центра – не ленинское открытие. Экономический большевизм все больше и больше начинает повторять самодержавную форму управления Россией и воспроизводить все признаки ее многовековой особости. Желая на революционном ходу проскочить Россию, Ленин и большевизм тормозили под силой ее притяжения.

      Новой для России была лишь система социалистического госкапитализма. И здесь Ленину «откликнулось» его упорное желание признавать в диалектике только борьбу, но не признавать единства противоположностей. Социалистическая республика, приняв идею госкапитализма, по закону единства неминуемо оказалась в роли противоположности трудящимся массам, став их эксплуататором и вступив с ними в борьбу. При этом государственный капитализм отличается от частного только в худшую сторону и уже при своем рождении несет все признаки стагнации и медленного умирания, свидетелями и участниками чего и стали последующие поколения «советских людей» – рабов госсистемы.

     Последним планом Ленина стало образование СССР – свободного и равноправного союза государств с открытой структурой, к которой, по замыслу вождя, постепенно и добровольно присоединялись бы все новые государства, выбравшие или завоевавшие в революционной борьбе социалистический путь развития. Красивая эволюционная идея. Тем неожиданнее стало активное сопротивление ей со стороны партийно-государственной верхушки во главе со Сталиным. Сталин настаивал не на вхождении, а на добровольном или насильственном присоединении к СССР других государств на правах автономии, т. е. с потерей суверенитета и подчинением российскому центру. Сопротивление воле и указаниям Ленина стало заключительным ударом по большевизму.

    Разница в подходах Ленина и Сталина к будущему советской России была вполне очевидна: мировой идее открытых границ противостояла откровенно русская идея сильного центра и закрытости бывшей России от остального мира. Но откуда она взялась в недрах советско-партийного строя?

    Россия имеет удивительное свойство перманентно воспроизводить и выстраивать олигархический характер власти. Связано это с особенностями функционирования сырьевой экономики, когда в начале производственной цепочки стоит неквалифицированный и низкооплачиваемый добытчик, а конечный капитал оказывается в руках немногих, контролирующих те или иные сырьевые области. Поэтому как только с введением госкапитализма возродились товар и деньги, немедленно возникла партийная олигархическая группировка, получившая прямой доступ к капиталу и возможность его аккумулировать.  Когда же это приятное свойство российской власти восстановилось, то присутствие «всемирной личности» во главе аппарата стало совершенно излишним и просто мешающим. Вероятней всего, что никто и никогда не откроет истинных причин апоплексического удара, постигшего Ленина в декабре 1922 года, но их было достаточно у тех, кто желал убрать его из дальнейшей российской истории.

      Внутри любого революционного движения всегда существует вопрос о его границах и конечной цели. Революции рушат государственность – это их сущностный признак, а значит, новая государственность кладет предел революционности. Вся деятельность Ленина была устремлена к тому, чтобы превратить Россию в мировой революционно-пролетарский центр, открытый всем угнетенным классам и народам. В мечтах он видел только одно государство – всемирный СССР, ведомый Коминтерном. И если Ленин мог не понимать олигархических мотивов своих бывших соратников, то он ясно понимал тенденцию, возникшую в недрах партийного руководства революционной республики – вновь стать государством, использовав для этого созданную руками Ленина партийную структуру и властно-демагогическую идеологию.

      Что мог этому противопоставить уже смертельно больной человек, потерявший «гвардию» и изолированный от народа? «Политическое завещание» Ленина – это попытка еще раз, последний, выиграть время, но теперь – путем консервации мирового революционного процесса – в виде одного стабильного социалистического государства, сохраняющего все признаки будущего идеального царства социальной свободы и справедливости. Для этого он решает «обойти» заговорщиков и сделать так, чтобы его последняя воля была услышана широкими партийными и народными массами. Он пытается отыграть назад вызванные революционным нетерпением последствия, приведшие к безмерным и бессмысленным жертвам и создавшие условия для иезуитского партийно-государственного господства.

     Его последний план: уничтожить условия для единоличного захвата власти (против Сталина); сократить госаппарат и значительно расширить ЦК партии, поставив его под контроль еще более представительного органа – рабоче-крестьянского ЦКК; уравнять в правах партийно-государственные и хозяйственно-экономические структуры руководства страной. Предложения Ленина XII съезду партии имели две главные цели: дать, наконец, реальную власть рабочему классу, отняв ее у партийно-бюрократической верхушки, и, через возрождение «строя цивилизованных кооператоров», вызвать к жизни «самодеятельность масс».

       Задуманное Лениным представляло собой грандиозный антиолигархический проект  (цикл статей, известных как «Последние статьи и письма»). Ошибся он, пожалуй, только с Троцким, посчитав, что если не Сталин, то Троцкий будет рваться к личной власти. Многие годы Троцкий был единственным конкурентом Ленина, деятелем, осуществлявшим все ленинские проекты и до конца жизни не расставшимся с ленинской идеей мировой революции. Но человеческая ревность к нему сыграла с Лениным дурную шутку: Сталин выполнил единственное из указанного умирающим Лениным – снял Троцкого с поста руководителя Госплана.

       Если в статье «О нашей революции (по поводу “Записок” Суханова)» Ленин еще оправдывал культурный провал страны, то теперь он настаивает на скорейшей культурной революции.  Ленин еще надеется, что культурный и образованный народ сможет противостоять ползучей реставрации российского имперства и бюрократического господства.

   Поздно. В октябре 1923 года левые в Германии терпят сокрушительное поражение, после которого революционные процессы в стабилизирующейся Европе постепенно затухают. Надежды Ленина на то, что пусть не он, но марксовы законы поступательности исторического движения не позволят России вернуться вспять к «национальным интересам» и самодержавности – рушатся окончательно.

      Со смертью Ленина в 1924 году ленинизм как философская теория и большевизм как движение к осуществлению мировой  объединительной идеи перестают существовать. В СССР их сменяет теория и практика сталинизма.

    Последним ленинцем в руководстве партии оставался Н. И. Бухарин, самый близкий и преданный Ленину в последние годы его жизни деятель и теоретик. Ленин считал его единственным, кто приближался к нему по уровню интеллекта, но часто принижал, подчеркивая, что Бухарин – «недоучка» (всего лишь не успел написать диссертационную работу, поскольку был сослан на выпускном курсе). На самом деле Ленин понимал, что «Бухарчик» слишком теоретик, а значит, будет неустойчив и мягок в принципиальных политических вопросах. После смерти Ленина Бухарин в одиночку сражался за его утопии, все более раздражая Сталина. Достаточно сказать, что Бухарина признавали на Западе и переводили его труды. Потрясенный легкостью, с какой пробивал себе дорогу нацизм в Германии, в 1930 году он первым заговорил об опасности «тотального государства» и сформулировал идею социалистического гуманизма. Этим и подписал себе приговор.