ЭВОЛЮЦИЯ РАЗУМА И КАТЕГОРИЯ «ВОЙНЫ»

Величайшее после Дарвина открытие – наличие не одного, а двух механизмов эволюции: естественный отбор в видовой борьбе и неестественный отбор через приспособление к выживанию. Уже упоминалось, что именно за счет найденного приматами приспособления – использования пещер в предгорьях вблизи бассейнов рек - им удалось не только выжить, но и развить свое сознание. А уже на следующем этапе в открытой конкурентной борьбе с другими человекообразными повсеместно побеждает Хомо - самый хрупкий и физически слабейший из них. В комбинации борьбы и приспособления победу одерживает не сильнейший, а умнейший, что и привело к появлению человека разумного - Хомо стал сапиенсом.

Инстинкт борьбы и плоды разума - разные уровни сознания, но они неотрывны друг от друга и представляют собой еще один классический пример единства и борьбы противоположностей. Отличие же между ними в том, что активность сознания, берущая начало от запрограммированного инстинкта выживания и сохранения вида, не ведает парализующего страха смерти: олень «не задумываясь» бежит от волка, а мышка от кошки, и даже говядина имеет рога. Смерть же – исключительно понятие разума, образованное в процессе мышления и отвлеченное от сигнально-рефлекторной системы выживания. Поэтому, как все продукты разума принято обозначать понятием «культура», так и сам разум можно определить как культурную часть сознания, которая по своей сути противостоит сигнально-рефлекторной системе, составляющей основание сознательного существования. (В этом контексте третье состояние сознания - религиозное - представляет собой соединение инстинкта существования с внешне принятыми идеями и образами - в отличие от культурного сознания, вырабатывающего идеи и образы автономно.) Еще одно отличие состоит в том, что в сфере существования может вырабатываться коллективное нормативное сознание, разум же как процесс мышления всегда индивидуален. При этом сознание внешне активно и формирует поведение, а также коллективное действие; разум же как мышление всегда направлен внутрь себя и не влияет впрямую на реактивность действия. (Это также и ответ на «шопенгауэровский» вопрос: где наша воля, и где наши представления.)

Человек появляется не когда обезьяна скрылась в пещерах или взяла в руки камень, и даже не когда у животной твари открывается процесс мышления и рождается мысль. Мы же не знаем, возможно, что и слоны мечтают, а кошкам снятся сны – они нам об этом рассказать не в состоянии. Человек рождается вместе с необходимостью передать другому не просто сигнал опасности или даже свои чувства, а более сложную информацию - передать знание. Человек рождается вместе с речью – будущим языком, и вместе с изображением на стене пещеры – будущим искусством. Развитие разума как культурного сознания имеет очевидные стадии. Практически у каждого древнего народа, независимо друг от друга, возникает сначала форма ритмической речи, наиболее удобная для запоминания и передачи. Так рождаются великие устные эпосы прошлого, общим архетипом которых могут в одинаковой степени считаться и «Илиада» Гомера, и мантры индийских вед. Лишь много позже, для необходимости передачи все более сложной информации и накопленного опыта поколений, появляются виды письменности. Как и виды живописи. Письмом и живописным образом мы пользуемся до сих пор как основанием культуры.

Очевидно, что с появлением человека эволюционный процесс не завершился. Также очевидно, что эволюция продолжается по линии разума, но становление еще не закончено. Мы – только вид, а не его совершенство. И доказательством тому служит факт, что мы все еще подвластны сигнально-рефлекторным инстинктам борьбы за существование. Этот инстинкт вел приматов в борьбе с хищниками, он же, сохраненный в коллективных формах сознания человеческих сообществ, погнал их друг против друга сначала ради защиты или расширения жизненного пространства, потом в борьбе за энергетические ресурсы, начиная от «борьбы за огонь». Пропуская периоды, в цивилизации Нового времени инстинкт борьбы за существование приобрел вид рыночной конкуренции – основы прогресса. Ей проиграли «разумные» идеи: анархическая идея солидарности и социалистическая идея соревнования. Но когда конкуренция приобретает обостренный характер, она выходит из каких-либо границ и стремится к переделу мира, а передел мира - как верно высказался один известный марксист – ведет к войне.

Можно предположить, что в период первобытного коммунизма существовала власть «умных». Во главе родов и племен стояли индивиды с наиболее развитым сознанием. Это не снимало общего представления, что выживание достигается только путем борьбы. С разложением родо-племенного строя, в условиях, когда каждый мужчина рождался, чтобы быть воином, власть постепенно переходила к военным вождям, вокруг которых складывалось привилегированное сословие. Но это все еще было время симбиоза войны и разума. Разум сам вел войны, а максима борьбы развивала разум. Поэтому еще в течение многих тысячелетий сохранялся авторитет «мудрецов». Это особенно заметно на азиатской линии развития цивилизаций, где Лао Цзы, Конфуций и Будда стали основателями религий и национальных форм сознания. На европейской линии к «мудрецам» можно отнести еврейских пророков вплоть до Христа и греческих философов. Молодая культура и молодые цивилизации еще находились в гармоническом единстве, достигнув в 5 веке до н.э. своего расцвета одновременно в Европе и Азии (Золотой век или «осевое время» в терминологии Ясперса). Но здесь же Спарта и Афины – открытое противостояние военного и разумного полисов. Кризисной же точкой можно посчитать казнь Сократа – торжество коллективного сознания над гениальным разумом. Затем искусство и философия приходят в упадок, зато стремительно развивается идея военного превосходства, что приводит в итоге к гегемонии Рима. Мир пошел не по пути, указанному разумом, а по пути коллективных реакций. История цивилизации становится историей войн. Человечество долго не знало иного способа разрешения противоречий, влезая то в «30-летние», то в «100-летние» войны. Территориальные, экономические, религиозные споры решались исключительно военным способом. И хотя разум придумал политику, она бесконечно срывалась в свое «продолжение иными средствами».

Но если разум противоположен инстинкту борьбы, то должен полагать войну неразумной и отрицать в своем «культурном» и «религиозном» виде любые формы убийства себе подобных… Речь и письмо – возможность договариваться с другими. От заповеди «не убий» до законов и международных договоров – это заслуга разума. Но в то же время разум создал оружие для охоты, потом для защиты (чего стоят одни лишь военные изобретения Архимеда), через разум идет постоянная модернизация военной техники – «уничтожителя». Но когда оружие лучше, чем у соседа, почему бы им не воспользоваться? – подталкивает инстинкт борьбы. Да и само оружие начинает жить своей метафизической жизнью: и вот уже оружие не потому, что война, а война, потому что оружие томится в бездействии.

В оправдание разуму: инстинкты постоянны и носят природный характер, разум же все еще пребывает в эволюционном и историческом развитии.

Инстинкт борьбы и разум в конце концов разделили мир на цивилизацию и культуру. Но цивилизация – всего лишь отблеск разума и с эволюционной точки зрения бессмысленна. В периоды войны цивилизация уничтожает собственную культуру как своего антагониста, чем развитие отбрасывается вновь в каменный век. Идея же эволюции в том, что культура должна вобрать в себя цивилизацию. Недаром мы отмечаем вершины развития человечества не по размерам захваченных территорий или великим победам, а по культуре: греческая античность, итальянское Возрождение, французское Просвещение. Но даже после таких эпох следовали периоды упадка, когда культуре оставалось лишь гордо возвышаться над цивилизационными конфликтами. И хотя культура упорно продолжала просвещать, увещевать, потрясать научными и философскими открытиями, чтобы затем в бессилии отворачиваться, умывать руки, носить белые одежды - «борьба за пещеру» шла своим чередом.

Способен ли разум оспорить господство инстинкта борьбы, если последний всегда обращен в прошлое и ищет там причины для войны, в то время, как разум всегда обращен в будущее и обеспокоен следствиями. На различных этапах истории можно вычленить три попытки разума положить конец войнам через идею «последней» войны. Воспитанник Аристотеля Александр Македонский полагал, что для этого следует подчинить мир одному правителю; «руссоист» Наполеон Бонапарт хотел установить равенство всех тронов и дать миру единый гражданский закон и валюту – золотой наполеон; марксист Владимир Ленин уповал на установление мировой диктатуры пролетариата с последующим интернациональным единством. Результат: Александр погиб на полпути к покорению мира от неизвестного грекам вируса; Наполеон столкнулся в России с органическим неприятием русским народом законов как таковых (помещик своим крепостным: ну, детушки, как вас судить, по закону аль по справедливости? – По справедливости, барин, по справедливости…); Ленин был «убит» под Варшавой, где в разгроме Красной армии участвовали вооруженные Пилсудским польские рабочие… Не получилось.

И все же разум продолжал искать возможности обуздать инстинкты. Ленин, разочаровавшись в пролетарском интернационализме, но свято веря в социализм по Марксу, последним предсмертным усилием придумал идею Советского Союза – «образцового государства», куда бы другие народы и страны, восхищенные «примером», захотели бы войти добровольно на федеративной основе равенства прав и возможностей. Не его вина, что идея была извращена, и на деле СССР стал переодетой в новый мундир Российской империей. Но идея союза с общим управлением, отсутствием внутренних границ и «внутренним» решением всех спорных вопросов, не пропала втуне. Западная Европа почти тысячелетие жила в романо-германском противостоянии, которое, в конце концов, после итало-австрийских и франко-прусских войн, вылилось в две кровавые мировые бойни. Казалось, что этому глубочайшему взаимонеприятию частей Европы не будет конца, но вдруг маленькая франкоязычная Бельгия вместе с Голландией вступила в союз с карликовым немецкоговорящим Люксембургом, создав вроде бы потешный, а на деле экономический сильный и независимый Бенилюкс. Это стало началом уникального эксперимента – Евросоюза: вечно кипящий европейский котел противоречий усилием многих индивидуальных разумов смог отказаться от национальных эгоизмов и построить европейский мир без войн…

Но суммарный уровень разума как культурного сознания в человечестве остается низким, при том, что эволюционный процесс происходит только на уровне человека в границах Разума. Все остальное, в Космосе или Природе, работает на этот процесс. Повышение разумности восстановит и экологию, прекратит войны. Но мы все еще существуем на первой стадии развития человечества – в эпохе войн. Найдется ли формула мира без войны, или глобальный «уничтожитель» положит конец этой линий эволюции под названием человечество?

Похоже, нам Космос не выпишет премию

Олимп не почтит пированием

Природа взирает на нас с изумлением

И разо-

чаро-

ванием.