ШКОЛА СОКРАТА
- Аркадий Раскин
- 27 июн.
- 13 мин. чтения
ЕВКЛИД МЕГАРСКИЙ
Первым, кто последовал за Сократом, был Евклид из Мегар. (Не будем путать его с автором «Евклидовой геометрии», наш Евклид родился в 450 году до н.э., а Евклид-математик на сто лет позже.) Мегары были расположены всего в 30 километрах от Афин, на самой границе между Аттикой и Пелопоннесом, и входили в Афинский союз, поэтому мегарцы могли посещать Афины свободно. Евклид в Афинах хотел пополнить знания и обучиться красноречию, чтобы в будущем стать политиком или судьей в своем городе. Но вместо школы софистики он попал к к Зенону Элейскому, который, как мы помним, был специально приглашен из Элеи в Афины, чтобы противостоять софистам, и для этого брал учеников. Евклид становится убежденным сторонником учения элеатов о Едином Бытие и непримиримым врагом софистов, чьи идеи Зенон разоблачал своими апориями. Когда же Зенон, преследуемый софистами, был вынужден покинуть Афины, Евклид остался без наставника и тогда же впервые услышал уличную беседу Сократа, после чего стал неотлучно следовать за ним и напрашиваться в обучение. Сократ с симпатией относился к элеатам и в определенной степени был их тайный последователь, однако Евклид своим напором ему не понравился, к тому же Сократ и не желал иметь учеников, но Евклид стал ночевать у дверей его дома, сначала один, а когда количество следующих за Сократом и желающих учиться у него увеличилось, Евклид стал их предводителем. Когда же, после скандала с комедией Аристофана «Облака», Сократ закрылся дома и начал беседовать со своими учениками, то и здесь Евклид выделялся своим характером и напористостью — если Сократ был всегда мягок в споре и никогда не унижал собеседника, то Евклид, блестяще освоив метод доказательств, не упускал случая выставить соперника полным дураком, на что однажды Сократ сказал ему: «С софистами, Евклид, ты сумеешь обойтись, а вот с людьми — навряд ли».
Шла Пелопоннесская война, Афины уступали, спартанцы рвались в Аттику и уже подходили к Мегарам. Мегарцы запросили помощи у афинян, но не получили ее, и чтобы не подвергать город разорению, они объявили о выходе из Афинского союза и открыли спартанцам ворота в город. В Афинах посчитали это предательством, и был издан закон, запрещающий мегарцам под страхом смерти посещать Афины, а кому-либо оказывать им покровительство. Евклид теперь вынужден был с риском для жизни пробираться к Сократу по ночам и в женском платье, а под утро так же возвращался обратно, из-за чего Сократ с учениками Школы стали собираться вместе по ночам. Несмотря на все опасности, Евклид оставался рядом с Сократом вплоть до дня его казни, сам похоронил его, а после помог многим ученикам, бежавшим от преследований, укрыться в Мегарах. Когда казнили Сократа, Евклиду был уже 51 год.
В Мегарах Евклид открывает собственную школу наподобие сократовской, занимается с учениками аналитическими беседами и диалогами, но, свободный от «вожжей» Сократа, он меняет его философские основания и соединяет диалектику и метод анализа Сократа с воззрениями элеатов. Евклид стал объяснять сократовские «объективные сущности» справедливости, блага, милосердия как выражение постигаемого разумом метафизического Единого, и которые вместе проявляют себя как истинное Бытие. А то, что элеаты называли доксой, он стал определять как бытие временное, неистинное. В своём учении он отстаивал идею существования Единого Блага, которое в зависимости от восприятия можно назвать Мудростью, Богом, Разумом и т. п.
Со всем своим темпераментом Евклид продолжал громить школу софистики. Вслед за Зеноном он придумывал свои пародийные апории, разрушая «множественность» логических истин софистов и несостоятельность их опоры на чувственные представления. Он утверждал, что поскольку вся реальность есть различные стороны Единого Блага, то в ней нет места для правильных и неправильных понятий, а всегда имеется только одно, сочетаемое с Единым. Сократ, как мы помним, выяснял истину «от противного», снимая с того или иного понятия все противоречивое, чтобы открыть его суть «саму по себе», Евклиду же этого было мало, и он учил в беседе доводить неистинные положения до абсурда, до карикатуры и осмеяния ошибочных представлений. Он оправдывал это тем, что все неистинное не может выглядеть иначе, как абсурдом.
В целом же Евклид хотел воссоздать философское учение «большого стиля» по образцу Первой философии. Он умер в 60-х годах IV века до н.э. и оставил учеников, которые продолжали развивать учение мегарской или новоэлеатской философской школы и были предшественниками философии стоиков – стоицизма.
АРИСТИПП. ГЕДОНИСТЫ
Пассионарность древних греков не знала границ, они хотели добраться до оконечности земного диска и своими глазами увидеть мифологический Океан. В поисках края Земли аттические греки (ахейцы) поплыли на восток, пересекли Понт Эвксинский (Черное море), но уткнулись в Колхиду, от расстройства похитили там Золотое руно, а на обратном пути основали Батуми, Сухуми, Сочи, Новороссийск и Севастополь (с долей шутки). Пелопонессцы (дорийцы) поплыли на Запад, освоили юг Апеннин и всю Сицилию, где создали мощный город-республику Сиракузы; с сицилийского выступа разглядели противоположный берег моря, махнули туда на своих триерах и основали там единственный на африканском континенте (названный ими Ливией) греческий город Кирены.
Там и появился на свет в 435 году до н.э. грек по имени Аристипп. Мы не знаем, как и от кого он набрался философской учености, но в совсем еще молодом возрасте застаем его в Сиракузах в качестве учителя-софиста при другом честолюбивом молодом человеке, политике и полководце Дионисии (Дионисий Старший, 431—367 годы до н. э.), поклоннике муз и всяческих знаний. В перерывах между военными походами Дионисия то на карфагенян, то на афинян (Сиракузы были в союзе со Спартой) они вели ученые беседы о способах постижения истины или через разум, как утверждали элеаты, или посредством чувств, как учит вождь софистов Протагор, - не отказывая себе при этом в удовольствиях и развлечениях.
Когда Дионисию в очередной раз предстояло отражать нашествие на Сицилию карфагенян, Аристипп выпросил себе отпуск и денег на путешествие в Афины к коллегам-софистам, и там впервые услышал о «комическом» софисте Сократе и захотел послушать его беседы. Появление среди учеников богатого вида человека с золотыми застежками и браслетами, который тут же предложил денег, чтобы поговорить с Сократом, вызвало всеобщий гнев, но когда Сократ узнал, что он учитель софистики из Сиракуз, то предложил Евклиду – «бичу софистов» – вступить с Аристиппом в спор и высмеять его, но тот отвечал так ловко и остроумно, что невольно вызвал у всех симпатию. Сам же Аристипп был совершенно покорен Сократом, перестал общаться с другими софистами и был в итоге принят в общину. Участвуя в беседах и спорах, он выделялся одновременно глубоким умом и беззаботностью. Среди учеников Сократа он особенно тесно сошелся с Платоном.
Вернувшийся после очередного перемирия с карфагенянами Дионисий затребовал Аристиппа назад в Сиракузы, и затем, в течение десяти лет, Аристипп метался между Дионисием и Сократом, между Сиракузами и Афинами. После приговора Сократу он тайно послал в Афины деньги для организации побега, от которого Сократ отказался; присутствовать же при казни Сократа Аристипп не пожелал. Когда ученики бежали из Афин, Аристипп принял у себя Платона и представил его Дионисию, ставшему к тому времени (с 404 г. до н.э.) единоличным правителем Сиракуз, по-древнегречески – тираном, однако оба показались друг другу слишком высокомерными (Платон был потомком древнего царского рода), и осторожный Платон покинул Сиракузы.
Дионисий, захватив власть и ликвидировав республику, со временем стал относиться к Аристиппу как к придворному шуту и публично унижать его. И хотя Аристипп продолжал жить во дворце тирана и пользоваться всеми благами, он не пожелал терпеть насмешки и вспышки гнева «хозяина», подготовил побег и вернулся в родные Кирены, откуда написал Дионисию, что ради продолжения дружбы им лучше быть на расстоянии друг от друга. Оставшись без средств, Аристипп открыл в Киренах свою платную «сократическую» школу, которая, благодаря яркой личности ее создателя, стала пользоваться большим успехом.
Так «был ли мальчик»? Действительно ли этот придворный приживал был учеником Сократа, или использовал для своей славы его ставшее чрезвычайно популярным имя? Если бы спросили об этом самого Сократа, он непременно бы ответил, что Аристипп, несмотря на внешнее легкомыслие, обладал пытливым умом, был честен и добр к людям, что он пришел к нему не за готовыми ответами, а ради самой философии, и если бы не его убеждение, что никто не должен желать себе смерти, то он, Сократ, мог бы назвать Аристиппа своим другом и последователем.
И Сократ, и Аристипп хотели отыскать, пусть одну единственную, но очевидную истину. Если же ее нельзя обнаружить в мироустройстве, как утверждали софисты, то, как полагал Сократ, она опосредованно присутствует в реальной действительности в виде объективных сущностей, таких как справедливость, благо, милосердие, - этим разум людей и связан с мировой гармонией. При этом Сократ - и, увы, это правда – словно бы не замечал безумий и жестокости, вызванных длящейся междоусобной войной. Аристипп же жил в этом кровавом водовороте, находился рядом с одним из источников подобных безумств, что вызывало в его тонкой артистической душе лишь ужас и отвращение. На этом фоне мирная атмосфера сократовской общины, где все, включая и самого Сократа, получали удовольствие от умственных упражнений, произвела на него сильнейшее впечатление. Но если нет никакой истины мироустройства, и нет гармонии между людьми, то единственная истина, постигаемая человеком – это он сам и его собственный внутренний мир. Человек может познать лишь самого себя - в этом прав Сократ, - и человек не «мера всех вещей», как утверждал Протагор, а только - мера самого себя!
Из этих рассуждений Аристипп приходит к выводу, что Благо, которое они искали вместе с Сократом, не разлито в мире, а находится исключительно внутри самого человека и воспринимается им как чувство счастья, а счастье он определяет как удовольствие от жизни. И поскольку разум не обманывает человека только относительно самого себя, то единственной истиной является желание удовольствия и избегание страданий, причиняемых окружающим миром. А чтобы достичь этого, человек должен быть свободен от тягот мира, ибо самое большое удовольствие человек получает от свободы. Эти выводы Аристипп и положил в основание своей философской школы в Киренах, названной школой киренаиков или гедонистов, девизом которой стало: «Удовольствие является наилучшей целью жизни, а страдание — наихудшей», - что представляло собой ряд принципов:
- благо – это счастье в настоящем. Следует не жалеть о прошлом, не заботиться о будущем и жить, наслаждаясь настоящим;
- для достижения спокойствия и жизни в наслаждениях нужно во всём, что происходит с человеком, искать лучшую сторону;
- человек властвует над удовольствием, а не они над ним;
- нужно не подчиняться вещам, а вещи подчинить себе. Имущество обременяет, если к нему привязаться; (Друзьям он советовал иметь при себе вещей столько, сколько можно спасти при кораблекрушении.)
- любить не деньги, а то, что они дают;
- человек не просто сам определяет свою жизнь, но делает это тем успешнее, чем больше он понимает в философии –
т.е. учил такой свободе духа, который всегда наполнен наслаждениями, что бы на него ни влияло. Но для этого, во-первых, нужно не быть власть предержащим, во-вторых, нельзя подчиняться большинству и, наконец, не быть «только греком». Сказать яснее – он проповедовал аполитичность.
О том, как сам Аристипп использовал эти принципы, ходило множество легенд и анекдотов:
когда сицилийский тиран Дионисий плюнул в него, он стерпел, а когда кто-то начал его за это бранить, он сказал: «Рыбаки подставляют себя брызгам моря, чтобы поймать мелкую рыбёшку; я ли не вынесу брызг слюны, желая поймать большую рыбу?»;
однажды Аристипп заступался перед Дионисием за своего друга и, не добившись успеха, бросился к его ногам. Когда кто-то стал над ним смеяться, он сказал: «Не я виноват, а Дионисий, у которого уши на ногах растут»;
на вопрос Дионисия, почему философы ходят к дверям богачей, а не богачи — к дверям философов, он ответил: «Потому что одни знают, что им нужно, а другие не знают»;
однажды Дионисий предложил ему из трёх гетер выбрать одну; Аристипп увёл с собою всех троих, сказав: «Парису плохо пришлось за то, что он отдал предпочтение одной из трёх»;
на вопрос, чем философы превосходят остальных людей, он ответил: «Если все законы уничтожатся, мы одни будем жить по-прежнему»;
человека, который порицал роскошь его стола, он спросил: «А разве ты отказался бы купить всё это за три обола?» — «Конечно, нет», — ответил тот. «Значит, просто тебе дороже деньги, чем мне наслаждение».
Может показаться, а многим современникам Аристиппа так и казалось, что он списал свою философию гедонизма с самого себя. Думать так было бы огромной ошибкой. Аристипп жил в гибельное для Греции время, когда одно безумие войны сменяло другое. Пелопонесская война, закончившаяся торжеством Спарты над Афинами, оказалась только прологом целой череды безумств: внутри Эллады и с участием Персии начались войны всех со всеми, в греческих полисах один переворот сменялся другим. Как человеку культуры, воспитанном на Золотом веке, он относился к происходящему с глубоким отвращением и не хотел покупать привилегии ценой участия в этом кровавом балагане. Это спасительное неучастие во всеобщем одичании Аристипп и закрепил в философских формах. Гедонистическая философия киренаиков стала способом внутренней эмиграции, приблизительно тем же, чем после Второй мировой войны стал экзистенциализм – спасительным личным существованием на основе культуры и самовоспитания. Во времена кризиса философия индивидуализма всегда становится чрезвычайно популярной.
Как и Сократ, Аристипп не систематизировал свое учение, а излагал его в виде обличительных диатриб (διατριβή - беседа), полных юмора и сарказма, направленных против сыпавшихся на него со всех сторон осуждений. Над ним смеялись в «народных» комедиях, бывшие товарищи критиковали его образ жизни и обвиняли в искажении и умалении идей Сократа, в том, что он «унизил» возвышенные понятия блага и добродетели, Платон посвятил критике Аристиппа несколько «Диалогов» («Федон», «Филеб», «Таэтет»), но предельную непримиримость к гедонизму выразил другой ученик Сократа…
АНТИСФЕН. КИНИКИ
После казни Сократа, его ученики в страхе покинули Афины, кроме одного. Этот один в бесстрашном отчаянии метался по городу и громогласно обвинял жителей и власти в убийстве величайшего грека, жившего когда-либо, и наказание им будет велико! Звали его Антисфен.
Он родился (445 г. до н.э.) в доме знатного афинянина, но от матери-рабыни, и, хотя воспитывался в семье отца, носил на себе клеймо неполноправного гражданина, свободного, но лишенного иных преимуществ, - что вызывало у гордого и честолюбивого юноши чувство несправедливости и унижения. Стать полноправным гражданином можно было, лишь отличившись на каком-нибудь поприще. После гимнасии он начал обучаться риторике у самого дорогостоящего софиста, Горгия, но у его отца не хватило денег, чтобы Антисфен смог закончить обучение. На «счастье», началась Пелопоннесская война, где можно было отличиться в битве, но сражения, в которых участвовал Антисфен, были афинянами проиграны. Тогда он бросается в другую крайность: отказывается от семьи отца, уходит из дома и начинает вести одинокую нищенскую жизнь, прислуживая в храме Геракла. В таком положении он и попадает в окружение уже опального Сократа и становится его преданной «собакой», как посмеивались над ним другие ученики.
Слушая Сократа, Антисфен не особо вдавался в тонкости сократовской диалектики, а из всех видов Блага, которые отыскивал и определял Сократ с учениками, выделил для себя лишь суровую добродетель как практику самоусовершенствования. Несмотря на предлагаемую ему помощь, он демонстративно продолжал вести жизнь нищего, ходил в любую погоду в плаще на голое тело, с посохом и котомкой, на что проницательный Сократ сказал ему однажды: "Твое тщеславие, Антисфен, выглядывает из дыр твоего плаща».
Смерть Сократа Антисфен воспринял как гибель самой добродетели. На площадях и в храмах он проклинал жителей и выкрикивал имена виновных. Любой мог погнать и даже убить его (за убийство бездомного и «неполноправного» можно было откупиться парой серебряных монет), но вместо этого афиняне, особенно, беднота, стали собираться вокруг Антисфена, вспоминать советы и добрые шутки Сократа, его мудрость и доброту. Толпа ширилась день ото дня, настроения накалялись, наконец, двинулись массой к Народному собранию и потребовали выдачи членов Ареопага, голосовавших за его казнь. Некоторых убили на месте, другие бежали из города, а казнь Сократа власти официально признали «происками спартанцев».
Слава «защитника Сократа» сделала Антисфена известным. Он продолжал жить при храме Геракла, и к нему стали приходить желающие узнать о «тайном» учении Сократа, которое Антисфен начинает излагать в сильно упрощенном и радикальном виде. В его пересказе сократовское Благо сводилось только к добродетели, а постигнув ее, человек способен обрести абсолютное счастье. Но на пути к счастью, как камни, лежат богатство и знатность, слепое почитание богов и приверженность жестоким законам, которые убивают добродетель. Следует отказаться от этих ложных благ и научиться ни в чем не нуждаться - быть самодостаточным. Антисфен водил слушавших его на городской рынок и восклицал: «Как много есть вещей, без которых человек может обойтись!» Он призывал отринуть все заботы и только «беседовать с самим собой, научиться различать добро и зло, полезное и вредное, чтобы придерживаться одного и избегать другого» - и тогда, в отсутствии необходимости в тех или иных вещах, человек становится независимым и - равным богам!
Его проповеди аскетизма и полной автаркии нашли живой отклик в беднейшей среде и у всякого рода «неполноправных» и метеков - «неграждан» Афин. Вокруг Антисфена возникла постоянная община, они подражали ему в одежде – ходили в плащах на голое тело, с палкой и узелком, и собирались возле храма Геракла на Кинасарге (Собачья площадка), за что афиняне стали называть их киниками (собачниками). Но сами они не считали себя изгоями среди людей, а, наоборот, открыто высмеивали все моральные нормы, традиции и законы, включая происхождение, религию и саму власть. Киники ходили по городу, стучались в дома, и если их пускали в дом, спрашивали: «А вы знаете, что без всего, что есть в вашем доме, можно обойтись?» - и далее следовало утверждение, что человеку достаточно добродетели – и не нужно никаких иных благ, чтобы жить свободно и быть счастливым. В целом же кинизм (на русский когда-то перевели как «цинизм») выступал как противопоставление всем человеческим слабостям и желаниям. Быть циником значит не быть человеком в критическом смысле: "Человек - это звучит стыдно".
Антисфен везде, устно и письменно, доказывал, что только он один остается верным последователем Сократа, иные же его ученики исказили и извратили сократовское учение. Он критиковал Евклида, отрицая саму идею Единого бытия, существование единой истины и даже любимую Сократом «вещь саму по себе», - и утверждал, что каждая вещь есть то, что она есть, и нет для них обобщенных понятий, поэтому, чтобы не утонуть в разнообразии вещей, надо их свести до минимума. И поскольку все в природе равно друг другу, то и человек равен собаке.
Аристипп, которого Антисфен яростно порицал за любовь к роскоши и удовольствиям, ответил ему письмом, которое, ради его остроумия, приводим почти полностью: «Аристипп — Антисфену. Отложи себе сушёных фиг на зиму и критской ячменной муки: это кажется лучше золота; мойся в источнике Эннеакрупоса и оттуда же пей воду и носи летом и зимою один и тот же грязный плащ, как это и подобает свободному человеку, живущему [в Афинах] при демократическом образе правления. …Что же касается моего безумия, в которое я впал, дойдя необдуманно до такого печального положения, я сам на себя произнесу заклятие, которое заслужил, чтобы мне никогда не избавиться от этих зол, так как, будучи столь преклонных лет и по-видимому имея разум, не хочу ни голодать, ни холодать, ни быть в презрении, ни отращивать длинной бороды».
Самое же враждебное отношение у Антисфена было к Платону. Антисфен написал цикл философских притч, где представил себя и свою философию в речах и поведении Геракла. Сократа он изобразил в образе кентавра Хирона, воспитателя молодежи, который любил Геракла более других учеников, и который по мифу, как и Сократ, погибает от яда. Там же присутствует и Платон в образе титана Прометея, с которым полемизирует Геракл, защищая право на естественную жизнь по законам природы, а потому соглашаясь с наказанием Прометея за то, что он дал людям - не огонь, как в мифе, - а блага культуры, тем самым соблазнив человечество желанием удобства и роскоши.
И в этом был самый большой грех Антисфена перед философией: критикуя пороки цивилизации, он отрицал образование и ценность культуры. Платон, со своей стороны, издевался над Антисфеном в «Диалогах», где литературный Сократ умаляет богов спасти его от мыслительных извращений своих последователей.
Школа киников в своем виде просуществовала ровно столько, сколько прожил Антисфен (ум. - 366 год до н. э), но его идеи будут всплывать многократно на других исторических сломах: критика и отказ от всех благ цивилизации и культуры, идеализация первобытности и животного мира, уход из городов – источника несправедливости и злодеяний; в наше время - у западных хиппи 60-х, а затем у российских панков 80-х. В связи с последними - одна история. Студентами ГИТИС мы часто ходили в пельменную на Герцена, рядом с театром Маяковского. Там между высокими столами постоянно слонялся один и тот же панк, как и положено, с красного цвета гребнем на голове, и если кто-то оставлял в тарелке пельменный ошметок, мгновенно подлетал и слизывал его. Зрелище было печальное, панка было жалко, и мы однажды сбросились на порцию пельменей со сметаной и пригласили парня поесть. Он подошел, презрительно на нас посмотрел, вывалил пельмени себе под ноги, встал на четвереньки и стал есть с грязного пола. Мы поспешили уйти, а за нами как будто встала тень Антисфена, который с отеческим одобрением кивал парню головой…
Великий Перикл мечтал о прекрасной Греции будущего, но постоянное давление на греческую жизнь заморской Персии, желавшей стать «снова великой», и разрушающая деятельность Спарты, требовавшей под свою руку весь «греческий мир», вместе - рвали Элладу в клочья. Возникшая турбулентность множила политические ошибки и смещала исторические горизонты. В этой ситуации философия теряла идейные ориентиры и скатывалась на обочину мировосприятия, вырождаясь в леворадикальный аскетизм Антисфена и правоконсервативный гедонизм Аристиппа. Философия как постижение Бытия могла исчезнуть окончательно, но, хвала Зевсу, оставался еще один ученик Сократа...
Comments