3. КСЕНОФАН из Колофона

Ксенофан родился около 570 года до н.э. в ионийском городе Колофон. Еще ребенком он побывал с отцом в Афинах на всеаттическом празднестве Панафинеи, где впервые увидел музыкально-поэтические состязания рапсодов, и твердо решил тоже стать рапсодом. Он выучил и исполнял «Илиаду» и «Одиссею», поэмы Гесиода, а также одические славословия богам  собственного сочинения. В греческом обществе рапсоды пользовались большим уважением, ни один храмовый праздник в честь богов Олимпа не мог обойтись без их выступлений. Ксенофана ждали блестящее будущее и слава.

Но уже  в годы его счастливой молодости над его родиной нависла угроза. Много веков Иония жила в мирном соседстве с народами Лидии и Персии, которые к тому же защищали  Ионию от нашествий иных племен с Востока. Но когда в Персии воцарился новый правитель, энергичный и талантливый полководец Кир II, Персия начала успешные завоевательные войны и покорила Вавилонию и Ассирию. Вслед за тем Персия попыталась захватить соседнюю и богатую Лидию, но  встретила отважное сопротивление лидийского царя Креза, который своим богатством («богат как Крез») привлек на свою сторону египтян, вавилонян и… греков-спартанцев с Пелопоннеса. Вступление в войну греков так разгневало Кира, что в ответ он подчинил  себе мирную Ионию. Теперь ионийцы обязаны были платить Персии дань и, главное,  поставлять туда воинов.  Кроме того, Кир запретил проводить все храмовые празднества в честь Олимпийских богов. Ксенофан, лишенный возможности выступать и под опасностью быть отправленным на войну, бежит из Ионии, и на долгие годы становится странствующим рапсодом.

Он переходит из города в город, переплывает с острова на остров, его песни одинаково служат платой за провоз на кораблях египетских торговцев, критских рыбаков  и финикийских пиратов.  Много лет он надеялся вернуться в отчий дом, пока не дошла весть, что наследник Кира, царь Дарий, направив свое многоплеменное войско на покорение Греции, попутно разорил его родную Ионию, разрушив множество городов (494 г. до н.э.) Кого было винить в этой трагедии? И Ксенофан открыто, языком своих сказаний и в придуманной им форме поэтических сатир (силлы), стал обвинять в гибели Ионии и бедах Греции олимпийских богов! Почему они не защитили греков, не поразили персов молниями или моровой язвой, не утопили их в море? Но, обвиняя своих богов, Ксенофан не склонен был верить в  силу восточных идолов – какого-нибудь Ахурамазда, Мардука и других. В своих странствиях, знакомясь с разными народами, узнавая их обычаи, когда разговор заходил о богах этих народов и месте, где они обитают, чаще всего ему просто указывали на небо. 

Пространствовав почти всю свою взрослую жизнь, Ксенофан добирается до греческих колоний на Апеннинах,  где так же переходит  с места на место, пока не попадает в  город Элея. Там ему оказывают необычайно теплый прием, он узнает, что греки здесь не знают войн, живут в мире с молодым Римским царством и древними этрусками на севере, и Ксенофан, устав от долгих странствий,  решает поселиться здесь навсегда. Он, наконец, обретает свой дом и может отдаться размышлениям и сочинениям новых поэм. О чем он размышляет?

О том, что видел и слышал за жизнь, и, прежде всего, о величественном небесном своде, который наблюдал в разных странах, и который везде выглядит одинаково, хотя там скрываются боги разных народов под разными именами. И тогда он подумал, что, вероятнее всего, существует единый бог для всех, имя которому и есть - Бог.

Ксенофан стал сочинять гимны этому единому Богу и петь их в кругу своих почитателей. На удивление, это не вызвало у жителей Элеи протеста. Здесь еще помнили Пифагора и его странную религию Числа, в которой бог есть Один. Знал Ксенофан и учение Анаксимандра об Апейроне, в котором начало всего, что есть на свете. И это только укрепляло его в мысли о едином Боге. Так Ксенофан стал первым в истории философом, утвердившим монотеизм – единобожие. Но как такое могло произойти среди греков, столетиями чтивших свой божественный пантеон?

И в наше время мы продолжаем с увлечением читать мифы Древней Греции как занимательный сборник сказочных легенд, не задумываясь об их религиозных смыслах. А его и не было! Греческие мифы были верой, но не были религией. Религия требует строгих догматов и абсолютности божества, а олимпизм отражал не более чем прекрасную Природу,  красоту и гармонию мира. Их боги  были проекцией людей с бесконечными возможностями, но которым свойственны и все человеческие недостатки. Греки твердо верили в Судьбу и Рок, в подземный Аид, куда уходят души умерших, но еще больше верили в гадание на куриных костях и на внутренностях животных, тушки которых после гаданий доставались хитрым жрецам. Для них в каждом явлении природы, в любом повороте судьбы человека присутствовал кто-то из богов, и даже если в теле поселялась болезнь, то, значит, есть и божок этой болезни, которого можно задобрить, а можно принести жертву самому Асклепию – богу-врачевателю, и он снимет болезнь. Многобожие давало грекам ответы на все вопросы.

Но к началу V века до.н.э. Греция вошла в период неопределенности. Она была союзом городов и областей, но не стала единым государством. Существовало постоянное соперничество между двумя ее частями: Пелопоннесом во главе со Спартой и Аттикой с центром в  Афинах. И все усложнили войны с напористой Персией, когда под вопросом было само ее существование. Греция с тревогой расставалась со своим  «детством» и своими безмятежными богами.

Вот и Ксенофан походил на Грецию  своей неопределенностью: то ли поэт, то ли философ, пророк или пустомеля. Его Бог создал все, а Его никто не создавал. Он был и Все, и Ничто, был и бесконечен, и неподвижен...  Конечно, единобожие Ксенофана было не более чем поэтическим монотеизмом. Он воспевал единого Бога, но не поклонялся Ему. А главное, когда его спрашивали о том или ином свойстве этого Бога, он  говорил, что ответов  не знает, что мир полон загадок, и никому в мире нельзя верить.

 Ксенофана считают первым скептиком, утверждавшим, что мы живем в неизведанном мире без ответов.  Скептик разрушает привычное, но ничего не воздвигает на этом месте.  Поэтому Ксенофан не имел учеников и не создал школы. Он умер в преклонном возрасте, и, возможно, о нем бы скоро забыли, если бы в Элее не нашелся человек, который решил развеять его скептицизм и дать ответы людям о ксенофановом Боге.